— Приятно? — спрашиваю я.
Мэдисон выглядит пристыженной, ее щеки краснеют.
— Да, — вздыхает она.
Это единственное слово, которым можно описать стоящую передо мной красавицу.
— Ложись на скамью, — требую я.
Ее соски становятся твердыми пиками, когда она делает то, что ей говорят.
— Помни, скажи мне остановиться, и я остановлюсь.
Она кивает в ответ.
Я держу свечу над ее обнаженным телом, мерцающий свет отбрасывает пляшущие тени на ее кожу. Медленно наклоняю ее, и горячий воск капает на нее.
Она задыхается, ее тело выгибается от этого ощущения.
— Слишком много? — спрашиваю я, готовый остановиться, но она качает головой.
— Нет, продолжай, — настаивает она, ее голос дрожит. Ее доверие ко мне опьяняет. Я продолжаю, каждая капля воска обостряет ее чувства, погружая нас все дальше в мир запретного удовольствия в святилище церкви. Я знаю, насколько это хуево, но не могу найти в себе силы наплевать.
Другой рукой я поглаживаю ее клитор, капая воском от свечи на ее живот и спускаясь ниже.
— О Боже! — вскрикивает она.
Я усмехаюсь с иронией на ее мольбы, учитывая, где мы находимся.
Ее реакция подстегивает мое желание. Вид того, как она извивается под моими прикосновениями с воском по всему ее прекрасному телу, и звук ее криков, отдающийся эхом в церкви, — все это слишком.
Я опускаю свечу, давая воску застыть на ее коже. Наклонившись, я сменил пальцы на рот, пробуя на вкус ее возбуждение.
— О, Данте! — стонет она, вцепившись руками в деревянное сиденье церковной скамьи с такой силой, что, кажется, она может расколоть его.
Я смотрю на нее, наши глаза встречаются.