13

Польская агония

Летом 1942 года до группы польских железнодорожников, работавших на немецкой стройке в Смоленске, дошли слухи о массовом расстреле польских солдат и мирных жителей через несколько месяцев после капитуляции Польши в 1939 году. Однажды днем железнодорожники наткнулись на останки польского солдата, но не нашли доказательств, что русские казнили на этом месте тысячи поляков. Железнодорожники передали свои находки польскому подполью – и так продолжалось до января 1943 года, когда Рудольф-Кристоф фон Герсдорф, немецкий разведчик, узнал о братской могиле в Катынском лесу, в нескольких километрах к западу от Смоленска. Он передал информацию министру пропаганды Йозефу Геббельсу, который сразу же осознал ценность открытия Герсдорфа.

Все казни проводились в восточной части Польши, в советском секторе. Сталину было бы трудно переложить вину на Германию, которая контролировала запад страны. Тринадцатого апреля 1943 года немецкое радио сообщило, что в Катынском лесу, в двадцати километрах к западу от Смоленска, найдены тела трех тысяч польских офицеров, сложенные в двенадцать слоев. Время и погода разрушили останки, но можно было предположить, что большинству погибших было от 20 до 30 лет и все они были расстреляны. Когда число найденных останков достигло 12 тысяч, Геббельс с трудом сдерживался. «Теперь мы сможем использовать обнаружение двенадцати тысяч польских офицеров, убитых ГПУ [Государственным политическим управлением при НКВД], в крупномасштабной антибольшевистской пропаганде», – сказал он.

Увидев редкую возможность представить Германию в позитивном свете, он пригласил комитет Европейского Красного Креста, состоявший из судебно-медицинских экспертов из Бельгии, Болгарии, Швеции, Норвегии, Хорватии, Дании и ряда других стран, для осмотра места казни. Также были приглашены нейтральные журналисты и даже американский пленный полковник Джон Х. Ван Влит. Кремль немедленно обвинил Германию во лжи, и когда польское правительство в изгнании в Лондоне потребовало собственного расследования Красного Креста, Сталин разорвал связи с лондонскими поляками и создал собственное польское правительство в изгнании – «Люблинский комитет».

Поляков, попавших в плен осенью 1939 года, заставили сыграть в настоящую русскую рулетку. На протяжении зимы их подвергали частым допросам и политической агитации со стороны начальников НКВД. Заключенных, проявивших надлежащую «просоветскую» позицию, оставляли в живых. Тех, кого считали «непримиримыми врагами власти» (то есть лишенными настоящего пролетарского духа), расстреливали. Не случайно большинство из 25 700 поляков, которые не пошли на сделку с совестью, были членами польской элиты. Сталин и Лаврентий Берия, которые контролировали происходившее, стремились создать новую, «советскую» Польшу, но прежде, чем создать новый порядок, нужно было разрушить старый.

Летом 1940 года были убиты 22 тысячи польских генералов, адмиралов, профессоров, врачей, юристов, инженеров, журналистов, летчиков и других полноправных граждан. Массовые убийства проводили разными способами в нескольких местах на востоке Польши, а не только в Катынском лесу. К месту расстрела на открытом воздухе поляков часто доставляли сильно избитыми, в вагонах без окон. Прибыв на место казни, они могли в последний раз увидеть белый свет перед тем, как выстрелит палач. Расстрелы в помещении проводили в Смоленске или на пригородной скотобойне в духе «полуденной темноты». Заключенный стоял по стойке смирно, пока сотрудник НКВД проверял его документы, чтобы убедиться, что все в порядке. Советское государство составляло статистику казней так же тщательно, как и статистику сельскохозяйственного производства.

Затем заключенного отводили в камеру, обложенную мешками с песком. Мешки заглушали звук и часто загораживали свет, проникавший через окна. В конце концов заключенному приказывали встать на колени. За исключением Первого мая, в 1940 году убийства продолжались без перерыва, пока не расстреляли всех приговоренных. Когда Красная армия отбила Смоленск осенью 1943 года, Сталин пригласил собственных экспертов, которые пришли к выводу, что поляков расстреляли немцы на раннем этапе операции «Барбаросса». В соответствии с его афоризмом, «в военное время правда настолько ценна, что на страже ее безопасности всегда должна стоять ложь». Черчилль встал на сторону Сталина. «Мы, безусловно, будем категорически противодействовать любому расследованию Международного Красного Креста или любого другого органа», – заявил он. Рузвельт также был готов закрыть глаза на произошедшее. Он сказал: «Я склонен думать, что премьер-министр Черчилль найдет способ убедить польское правительство в Лондоне действовать более мудро».

Гитлер был в курсе обвинений и контраргументов, циркулировавших вокруг Катынской резни, но весной 1943 года его мысли занимал Курск – промышленный город в сельскохозяйственном регионе на юго-западе СССР. После провала в Сталинграде от одной лишь мысли о нападении на другой крупный российский город у Гитлера начинались желудочные колики. За последние несколько лет Германия потеряла почти два миллиона человек, и среди погибших было множество солдат в возрасте 25–30 лет, которые принесли Германии победы в 1941 и 1942 годах. Все чаще их место занимали пятидесятилетние мужчины и шестнадцатилетние мальчишки.

Мнения немецкого командования по поводу начала летнего наступления также разделились. Против операции выступил Хайнц Гудериан, который у Дюнкерка загнал британцев и французов в море и в настоящее время был генералом бронетанковых войск. В мае Гудериан предупредил Гитлера, что Красная армия за последние несколько месяцев укрепила свои позиции вокруг Курска, увеличив число противотанковых орудий, танковых ловушек, колючей проволоки, фугасов и артиллерийских расчетов. «Как вы думаете, сколько людей вообще знает, где находится Курск? – спросил он Гитлера. – Всему миру наплевать, захватили мы Курск или нет». Другие противники так называемой операции «Цитадель» напоминали, что до поражения Германии в Северной Африке оставалось всего несколько недель, и говорили о тяжелейших потерях в ходе операций «Барбаросса» и «Блау». Провал под Курском мог сделать немецкую армию слишком слабой для проведения дальнейших наступательных операций.

Безвольный подбородок Эриха фон Манштейна лишал его чванливого обаяния, которым мог похвастать Гудериан, но природа компенсировала это, наделив Манштейна одним из лучших военных умов в немецкой армии. В 1942 году он месяцами противостоял самоубийственному сопротивлению Советского Союза в «крысиной войне» и захватил Севастополь, одну из главных баз советского флота. В марте 1943 года он остановил контрнаступление Сталина и в промежутке между двумя победами был в нескольких десятках километров от того, чтобы вывести из окружения немецкие войска под Сталинградом. Если бы у Манштейна было достаточно солдат и техники, он начал бы операцию «Цитадель» в апреле или мае, когда советская оборона была еще относительно слабой. Но «Пантеры», танки нового поколения, с помощью которых Гитлер рассчитывал вернуть Германии господство на Востоке, должны были поступить в производство не раньше конца июня или начала июля. Из-за задержки Гитлер нервничал, у него снова начинались колики в животе, но в итоге он решил, что возможности, которые предоставит захват Курска, слишком большие, чтобы их игнорировать. Немецкая армия могла повернуть на юг и захватить нефтяные месторождения, которые были недоступны прошлым летом, или повернуть на северо-восток, в сторону Москвы. Успех в Курске позволил бы перебросить войска на Западный фронт. Следующим шагом для англо-американцев после Северной Африки должна была стать Сицилия, а затем – Рим.

В начале июня министр вооружений Шпеер прибыл в «Волчье логово», резиденцию Гитлера в Восточной Пруссии, с хорошими и плохими новостями. Хорошая новость заключалась в том, что 324 танка «Пантера», обещанные Шпеером, были готовы поступить на вооружение. Плохая новость состояла в том, что из-за проблем с логистикой и других трудностей танки не могли вступить в бой до 13 июня. Гитлеру снова скрутило живот, а когда «13 июня» отодвинулось на начало июля, колики вернулись. В отличие от Гитлера, Сталин учился на своих ошибках. В апреле, когда Жуков подверг сомнению его план нанести превентивный удар по немецкой линии обороны под Курском, он не стал угрожать Жукову ГУЛАГом (как сделал бы в 1941 году), а посоветовался со своими генералами. Когда все они, за исключением одного, поддержали план Жукова – глухую оборону с последующей контратакой, – Сталин согласился с этим решением.

Целью под Курском был советский клин в линии немецких войск шириной 200 километров и длиной 100 километров. Ресурсы, стянутые каждой из сторон, говорили о важности, которую они придавали этому клину. Для его увеличения русские подтянули 1,3 миллиона человек, 1600 танков и 1000 самолетов. Немцы выставили армию из 900 тысяч человек, 2700 танков и 2700 самолетов. Теплым летним вечером в начале июля молодого немецкого танкового офицера, осматривавшего местность в своем секторе, охватило чувство фатализма. Если огромное количество танков, людей и техники, собранных Германией, не поможет прорвать советский клин у Курска, то что поможет? Неукоснительно соблюдая правила безопасности, накануне штурма группа танковых командиров совершила последнюю перекличку. Перед ними расстилалась огромная равнина с многочисленными долинами, рощицами и разбросанными тут и там деревеньками, иногда разрезанными небольшими реками. Самой известной из них была Пена, чей стремительный поток несся между крутыми берегами. Даже в полумраке было видно, что земля благоприятствует защитникам. Равнина немного поднималась к северу и перемежалась тучными кукурузными полями, ограничивавшими видимость.

Второго июля Ставка Верховного Главнокомандования предупредила советских командиров на Курском фронте, что атака ожидается между 3 и 6 июля. Два дня спустя, во время артиллерийского обстрела советских позиций, немецкие войска получили личное сообщение от фюрера.

Один немецкий офицер углядел некоторую иронию в дате 4 июля, выбранной Гитлером. «День независимости Америки, – сказал он своему сослуживцу, а затем добавил: – И начало конца для Германии».

Атака на северной оконечности советского клина началась 5 июля, в 4:30 утра. Наступление возглавил фаворит Гитлера фельдмаршал Вальтер Модель. Низкорослый и крепко сложенный Модель имел заслуженную репутацию храброго воина и отлично держал оборону, но наступательные действия были ему менее знакомы. Бурый дым, застивший небо с первыми лучами солнца, напомнил некоторым старикам о событиях в Монсе и на хребте Вими[242] четверть века назад.

В то утро Модель столкнулся с серьезной проблемой. Чтобы атаковать врага, его войскам пришлось бы пройти через серию опорных пунктов, уходивших в глубь советской линии обороны. Первые несколько дней мастерство и удача немцев держали противника в страхе. Модель продвинулся на шесть километров в первый день атаки и, при поддержке трех тысяч орудий и тысячи танков, еще на пять километров во второй. Затем, 7 июля, его проверили на прочность недалеко от поселка Поныри, невзрачного комплекса жилых домов, окруженного двумя совхозами и яблоневой рощей. На следующее утро в поисках более легкой цели Модель продвинулся на несколько километров на юг и атаковал Ольховатку. К вечеру небо над городом было кроваво-красным, и десятки новых «Пантер» лежали в канавах вдоль дорог. К 9 июля Константин Рокоссовский, один из самых способных и харизматичных советских генералов, заставил Моделя «откатиться назад» через «ямы и окопы», которые немцы прорвали неделей ранее. Война на северном участке клина была фактически окончена, и победителем был СССР. На южном участке, в секторе Манштейна, немцы продолжали удерживать свои позиции, а в некоторых случаях даже продвинулись вперед. Командовать наступлением на юге Манштейн назначил Германа Гота. Лощеный седовласый Гот имел преимущество, которого был лишен Модель: девять лучших танковых дивизий немецкой армии, в том числе элитные танковые дивизии СС «Мертвая голова», «Райх» и «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер», а также достаточное количество танков «Пантера» и «Тигр».

Наступление Гота началось удачно. В первые дни боев его части продвинулись на 25–30 километров; затем, когда советское сопротивление усилилось, танки сгруппировались и пробились к реке Псёл, распугав диких животных и оставив на пышных лугах вдоль берегов шрамы от гусениц. Река была последней естественной преградой на пути к Курску, но впереди ждали километры искусственных препятствий. Гот искал путь наименьшего сопротивления и расположился в районе Прохоровки, административного центра в 80 километрах к югу от Курска. Немцы закрепились на позициях и стали ждать неприятеля. Ранним утром 12 июля сигнальные ракеты сообщили о прибытии 5-й гвардейской танковой армии. Ни одна из сторон не ожидала лобового столкновения. Танк был наступательным оружием, предназначенным для того, чтобы разрезать и разрубать, быстро перемещаясь по полю боя; уличные бои считались прерогативой пехоты. Оценки количества танков, сражавшихся под Прохоровкой 12 июля, сильно разнятся. Наиболее часто приводится цифра 1200 танков и самоходных артиллерийских установок.