Оригинальное английское название города Восторг звучит как Rapture. На русский его можно перевести как «экстаз» или «восхищение» – оба этих слова довольно точно описывают идеал, который Райан думал воплотить в своем городе. Однако слово rapture имеет еще и христианский оттенок. Оно произошло от латинского raptus, а то, в свою очередь, происходит от глагола
В Восторге также можно усмотреть отсылку к Райскому саду – неслучайно в игре упоминаются Адам и Ева, а вместо трупов, переполненных АДАМом, Маленькие Сестрички видят уснувших ангелов. Змей принес Еве яблоко – символ познания, и Богу пришлось выгнать людей из Рая. Точно так же Фрэнк Фонтейн приносит горожанам запретное знание – АДАМ, – которое ведет их к погибели. А в финале игры Атлас распят на странном приспособлении, подозрительно напоминающем крест, – еще одна христианская реминисценция.
Кроме того, в Восторге полным-полно заимствований из греко-римской мифологии. Не в каждом из них скрыт какой-то особый смысл, но нельзя не заметить, что многие районы и заведения названы в честь богов греческого пантеона. Так, «Дары Нептуна» напрямую отсылают к божеству морей и океанов, что вполне уместно в подводном городе. Еще пример: промышленный центр Восторга, где ко всему прочему добывают геотермальную энергию, назван в честь Гефеста – древнегреческого бога, покровителя кузнечного дела и труда, который так любил Эндрю Райан. А Пентхауз Олимпа заставляет вспомнить о горе, где собирались боги: все выглядит так, будто элита Восторга мнила себя равной богам. Райан неспроста взял так много названий для районов именно из политеистической религии: скорее всего, этим он подчеркивал, что отверг единого Бога иудеев и христиан. Правителя города можно сравнить с Зевсом – неудивительно что когда Фонтейн воспротивился его власти, то взял себе имя Атласа, или Атланта, – титана, который боролся с Зевсом. В древнегреческих мифах люди, несмотря ни на что, становятся заложниками своей судьбы. Жители Восторга желали изменить мир, но стали заложниками собственной человеческой природы, далекой от совершенства, и ничего не могли с этим поделать.
Название тюрьмы «Персефона», в свою очередь, связано с именем девушки, похищенной Аидом: он хотел сделать ее своей женой и хозяйкой подземного царства. Мать Персефоны, Деметра, изо всех сил пыталась вырвать ее из лап Аида, но тот не отпускал невесту. Зевсу пришлось их рассудить: раз Персефона успела проглотить несколько гранатовых зерен (их также называют «плодами мертвых»), то должна остаться в Подземном царстве. Однако, чтобы угодить всем, царь богов предложил компромисс – половину года Персефона будет жить на поверхности. Так и возникла смена времен года: зимой и осенью Деметра, богиня земледелия и урожая, горевала по дочери, запертой в царстве Аида, и люди не могли собирать жатву. Название тюрьмы Восторга, скорее всего, связано с судьбой ее заключенных, чья единственная ошибка была лишь в том, что они прогневали Райана.
Ну и, наконец, название одной из локаций игры отсылает нас к мифу о Прометее. Этот титан принес людям огонь – метафору знаний. Зевс жестоко покарал его за это. Прикованный к скале Прометей ежедневно терпел страшные муки: днем орел пожирал его печень, а за ночь та вновь отрастала. В игре BioShock его воплощает Атлас-Фонтейн, который принес АДАМ людям Восторга и тем самым даровал им запретное знание. Перед финальной битвой мы видим, что он прикован к «кресту»: словно ждет, когда игрок подойдет к нему и проткнет шприцом, чтобы выкачать драгоценную жидкость, – совсем как мифический орел, клюющий Прометееву печень.
Вот так в финале первой части BioShock мы находим отсылки сразу к двум традициям: к титану Атланту и к распятию Иисуса, к древнегреческой и к иудео-христианской мифологиям (через миф о Прометее и метафору Райского сада). Все вместе это отсылает нас к понятию, которое греки называли «хюбрис». Его можно трактовать как гордыню смертных, дерзнувших тягаться с богами. Неплохое краткое описание сюжета BioShock!
Внешний вид оружия и технических приспособлений Восторга довольно близок к стилистике стимпанка. Стимпанк – это жанр научной фантастики, альтернативная история индустриального общества XIX века, где паровой двигатель развивался так быстро и успешно, что в нефтяных и компьютерных технологиях попросту не возникла нужда. А вот основная тема BioShock прекрасно вписывается в другое направление, биопанк. Название это родилось от слияния слов «биотехнология» и «киберпанк». Этот жанр фантастики берет за основу киберпанк и вносит в него некоторые изменения. Он вырастает из тех же самых идей, что и его предшественник, но на сей раз темой становятся не компьютеры, а биологические науки.
И биопанк, и киберпанк тяготеют к антиутопии и видят будущее в одинаково мрачных тонах. Киберпанк описывает мир, где вездесущие информационные технологии и компьютеры вконец испортили человечество. Он пророчит нам будущее, где научный прогресс достиг таких масштабов, что технологии воцарились над всем. Электроника проникнет в само человеческое тело и наделит его небывалыми возможностями. Еще одна важная для киберпанка тема – искусственный интеллект: со временем он обретет абсолютный контроль над людьми и даже займет их место. Биопанк во многом похож на киберпанк, только смотрит в сторону естественных наук и их прогресса. Если киберпанк часто опирается на идею взлома программного кода, биопанк говорит о переписывании кода генетического – ДНК. Произведения в жанре биопанк рассказывают о междоусобных войнах в городских джунглях, где генетические аномалии превращают людей в человекоподобных тварей. Очень похоже на то, что творится в BioShock. Научные открытия докторов Сушонга и Тененбаум намного опережают наш сегодняшний научный прогресс. АДАМ, ЕВА и плазмиды – это фантастические допущения, но они намекают на то, чего может добиться генная инженерия в ближайшем будущем. Разумеется, как и любая хорошая биопанковская история, BioShock не одобряет такое развитие науки, а также тех, кто за него ратует и пользуется его плодами. Быть может, в Восторге и собрались великие гении, но большинство из них просто злоупотребляет плазмидами, не задумываясь о том, что будет дальше. Со временем эти люди превратятся в уродливых монстров, окончательно спятят и впадут в зависимость.
Наш анализ вселенной первых частей BioShock почти подошел к концу. В завершение мы хотим рассказать вам о художественном течении, которому уделялось много внимания при разработке игры.
Город Восторг – место, где происходит действие первой и второй частей, – выстроен в духе ар-деко, стилевого течения в искусстве и архитектуре 1930‑х годов. Когда заходит речь о каком-нибудь течении, очень трудно выяснить, когда оно началось и когда иссякло, и ар-деко не исключение. Специалисты условились считать границей, отделяющей ар-нуво[41] от ар-деко, Первую мировую войну. После нее понадобилось восстанавливать и заново отстраивать разрушенные города, и архитектуру пришлось менять. Описывать ар-деко – а значит, неизбежно упрощать его, подчас до смешного – так же непросто, как и высчитывать его временные рамки. Ар-деко – это продолжение ар-нуво и его плавных, изогнутых, «природных» форм, богатых на детали. В сравнении со своим предшественником ар-деко характеризуется более строгим, «геометрическим» стилем. Изгибы, которые пользовались популярностью, когда течение только зарождалось, постепенно исчезнут, уступят место прямым углам. Ар-деко отличается любовью к изысканной отделке, роскошным и дорогим материалам и, конечно же, к многообразию пестрых орнаментов. На него повлияли самые разные художественные направления, которые порой противоречат друг другу: от авангардной живописи начала XX века до кубизма и русского конструктивизма. Не обошлось и без итальянского футуризма. Такому сочетанию ар-деко обязан своим особым характером. Начиная с 1925 года на нем сказывались технологии индустриальной эпохи. Затем в архитектуру придут обтекаемые, почти что аэродинамические формы – их назовут стилем баухаус.
Термин «ар-деко» возник в конце 1960‑х годов. Им и по сей день называют это движение, которое зародилось и развилось в Европе, а затем перебралось в Соединенные Штаты. Некоторые стали звать его североамериканский вариант модернизмом, чтобы отличить от первоначального французского стиля, который сохранил оригинальное название. Модернизм и стал тем течением, которое вытеснило ар-деко. Последний начал угасать уже в миг своего высочайшего триумфа, а именно в 1925 году, когда состоялась Парижская всемирная выставка. Она должна была пройти еще в 1908 году, но постоянно переносилась, в том числе из-за войны. После нее тенденции, ориентированные на богатую элиту, постепенно сменились новыми взглядами, согласно которым внешний вид должен был уступить место практичности. В 1926 году французский Союз художников‑модернистов, в который входили Франсис Журден, Пьер Шаро, Ле Корбюзье, Робер Малле-Стивенс, Рене Эрбст и другие, подверг резкой критике всех, кто старался угодить состоятельным клиентам и выпускал единичные или лимитированные продукты. Модернисты считали, что красивая и качественная мебель не просто может, но и должна быть доступна любому.
Как мы уже говорили ранее, персонажи BioShock Эндрю Райан и София Лэмб кардинально отличаются своими убеждениями. В то время как Райан пропагандирует индивидуализм и возводит труд в предмет поклонения, Лэмб превозносит коллективизм и считает, что блага нужно делить поровну. Стиль ар-деко, в котором выстроен Восторг, не просто указывает на эпоху, во время которой происходит действие, – он еще и отлично подчеркивает различия между Райаном и Лэмб. Сюда так и напрашивается аналогия с двумя направленностями, которые поочередно доминировали в ар-деко. Родоначальники этого стиля, как и Райан, обращались к интеллектуальным слоям населения и поощряли классовую дискриминацию; взгляды Лэмб же вписываются в более поздние тенденции ар-деко, которые ориентировались на массовое производство – то есть служили практически каждому.
Стиль ар-деко можно отследить в BioShock практически повсюду, но особенно он заметен в архитектуре и рекламных плакатах. Райан некоторое время прожил в США – вот и в Восторге проявилась именно американская ветвь ар-деко. От традиционных материалов отказались в пользу стекла и металла, которые лучше подходили под новые архитектурные формы. То же относилось и к стали – бесценному в то время сплаву, из которого строили как вымышленный подводный, так и реальные города в США. Восторг воспроизводит дух американских мегаполисов с их громадными небоскребами. Невзирая на все протесты модернистов, которые заявляли, что таким гигантским строениям нет места в городском пейзаже и что они совершенно бесполезны в малонаселенных районах, в ту эпоху высотные здания стали своеобразной визитной карточкой США.
Еще одна важная деталь в городском пейзаже Восторга – это плакаты. Давайте для начала вспомним, какую роль настоящие плакаты играли в 1920 году. Тогда афиши черпали вдохновение в творчестве Тулуз-Лотрека, Теофиля-Александра Стейнлена, Жюля Шере и Альфонса Мухи. Эти художники превратили рекламные плакаты в форму искусства. До 1900 года плакаты использовались лишь в качестве афиш для разного рода представлений. После Первой мировой сфера их применения разрослась настолько, что в Германии и Италии они даже стали инструментом нацистской пропаганды. Начиная с 1920 года в дело вступили новые технологии, и аудитория художников разрослась, ведь теперь плакаты рекламировали товары повседневного спроса. В эпоху ар-деко плакаты начали расклеивать на афишных тумбах – они звались тумбами Морриса – что сделало рекламные объявления таким же важным и популярным явлением, как и радио. В BioShock рекламные плакаты висят повсюду. Они рассказывают о достоинствах АДАМа, ЕВы и плазмидов, а их художественный стиль черпает вдохновение в конструктивизме, кубизме и футуризме – в точности как ар-деко. Пропагандистские плакаты на городских стенах своим особым языком рассказывают, как менялись цели основателя города, как круто он поменял свою политику из-за восстания Фонтейна и как к власти в конце концов пришла Лэмб. В мире BioShock из афиш можно узнать о злоключениях Восторга практически все. Игрок, который внимательно присматривается к городским стенам, может уловить сюжетное полотно двух первых игр. Иными словами, рекламные плакаты играют в BioShock одну из ключевых ролей.
Самый известный роман Жюля Верна – «Двадцать тысяч лье под водой», приключенческая история о тайнах подводного мира. Один из ее центральных персонажей – харизматичный и загадочный капитан Немо, который отверг общество. Он появлялся в творчестве Жюля Верна дважды: второй раз в романе «Таинственный остров». Хотя Кен Левин и его команда никогда не упоминали ни то, ни другое произведение, между BioShock и «Двадцать тысяч лье под водой» отчетливо просматриваются некоторые точки пересечения.
Для начала давайте вспомним сюжет романа Верна. В 1866 году в мировом океане бесновалось некое гигантское чудовище. Зверь, которого принимали за некий вид китообразных, все чаще и чаще нападал на корабли и разрушал их. Чтобы его остановить, в путь отправилась экспедиция. На борту фрегата «Авраам Линкольн» собрались умелые мореплаватели, китобои и ученые со всего света. Среди них – профессор Парижского музея естественной истории Пьер Аронакс. Охота началась. Моря должны быть избавлены от этой твари. Шли месяцы, но зверь не объявлялся – вплоть до 5 ноября 1867 года, когда в океане заметили нарвала гигантских размеров. Длинное фосфоресцирующее животное двигалось под водой с такой скоростью, что фрегат едва поспевал за ним. Когда корабль, наконец, догнал его, чудище бросилось в атаку. От удара трое членов экипажа, включая ученого из Франции, вылетели за борт. По воле провидения они оказались на спине зверя. Тут-то они и поняли, что все это время принимали за нарвала подводное судно – «Наутилус» капитана Немо.
С этого момента связь романа с BioShock становится очевидна. Действительно, Немо и Эндрю Райан наделены схожими желаниями, чертами характера и замыслами. Немо – гениальный ученый-инженер, который спроектировал «Наутилус», субмарину, которая намного опередила свое время. Он использует ее и как лабораторию, и как орудие мести. Немо – неразговорчивый человек с тяжелым прошлым, он отрекся от мира людей – себялюбцев и льстецов – и отправился скитаться по океанам на борту собственной подводной лодки. Из романа «Таинственный остров» мы узнаем, кто он на самом деле – князь Даккар, сын раджи и племянник Типу Сахиба. Последний, к слову, – реальная историческая фигура. На латыни слово nemo означает «никто». Имя, которое взял себе герой, отражает его историю: в глазах всего мира он – никто, и никто его не знает. С тех пор, как он укрылся под водой, весь его образ жизни согласуется с его псевдонимом.
В этом кратком портрете капитана «Наутилуса» читатель уже наверняка заметил черты Эндрю Райана. Райан – такой же гениальный интеллектуал с мрачным прошлым, которое заставило его бросить «нормальную» жизнь. Как и Немо, он решил оставить свет и уйти в глубины океана. Там он хочет создать общество, основанное на иных идеях и принципах, нежели вся людская цивилизация – ее он не одобряет. Оба они – и Немо, и Райан – натуры противоречивые. Они выбрали изгнание – но при этом попытались создать новое идеальное общество: для одного таким стал «Наутилус», для другого – Восторг. Однако их страсть к свободе противоречит тому, как они поступают с другими.
Аронакс и два его спутника оказываются в плену на борту «Наутилуса» – совсем как Джек в Восторге. Эта двойственность прослеживается и в игре, и в романе: обе работы поднимают вопрос о том, что есть истинная свобода. «Наутилус» и Восторг должны были стать приютами для мятежных душ, но на деле главные герои становятся узниками подводных тюрем. Их положение неоднозначно: с одной стороны, они свободны, но с другой – не могут вернуться домой. И в Восторге, и в «Наутилусе» мы можем проследить те же самые социальные установки, принятые в разных сообществах на поверхности. Они проявляются в правилах и законах Райана и Немо. Таким образом, два этих микросообщества предстают своеобразными карикатурами на монархию или диктатуру, а их основатели выступают в роли всемогущих правителей.
Как отмечает исследователь Лайонел Дюпюи в своем очерке «Перечитывая Жюля Верна. Новый взгляд на „Необыкновенные путешествия“»[42], социальные законы суши сковывали Немо (совсем как Райана в BioShock), не давали ему сбежать и скрыться. Лишь на дне океана Немо и Райан могут наконец обрести утраченную свободу. В глубине темных вод лишь они одни могут принимать решения. Освободившись от людских законов, они теперь диктуют собственные. И наоборот, Аронакс и Джек теряют свободу, когда ступают на борт «Наутилуса» и улицы Восторга. Теперь они должны играть по правилам Немо и Райана. Обе истории строятся вокруг противоречий между землей и подводным миром, между свободой и несвободой. Но в них важна и другая связь, столь же неразрывная, – между пространством и временем. В своей работе «Экологическая метафора»[43] Лайонел Дюпюи делает упор на их прочной взаимосвязи. Для Немо и Райана время остановилось, а пространство сжалось с той самой минуты, как они покинули общество. То же самое произойдет с Аронаксом и Джеком, как только они окажутся на «Наутилусе» или в Восторге. Истории Жюля Верна и Кена Левина неоднократно подчеркивают эту диалектику. Время и пространство в них очень важны: пространство обретает форму через путешествие в глубинах морей, а время – через субмарину и город, которые сильно опережают свою эпоху. Таким образом и роман, и игра поднимают важный вопрос о научно-техническом развитии: приносит ли прогресс свободу? Игры серии BioShock умело задают еще один: может ли человек возвыситься над природой? Речь идет, конечно же, об АДАМе, который испортил жителей Восторга. Передовые технологии подводного города и субмарины способны удовлетворить все нужды тех, кто присоединился к Райану и Немо и оставил мир. Но Райан пойдет еще дальше: его горожане обретут поистине божественные способности. Однако – какой ценой? Ценой разрушения и смерти – таков однозначный и пессимистичный ответ, который дают нам обе игры.