— Потому что через две минуты я уйду, и больше тебе на этом свете никто помочь не сможет.

Александр сказал:

— Теперь я все понимаю. Вы все «стрелки» на меня скинули и хотите меня крайним поставить. Кто-то из вас «общак» пригрел, а меня списать хотите по этому делу. Не выйдет! Я «маляву» на волю напишу братве!

— Ладно, с тобой все ясно, — сказал Андрей. — Разговор окончен.

Но после этих слов, как ни странно, Андрей не стал вызывать конвоира, чтобы Александра вернули обратно в камеру. Он сел за стол, вырвал из блокнота листок и стал писать какую-то записку. Потом свернул эту записку, написал сверху имя, вытащил пачку сигарет и, сняв с нее целлофановую обложку, вложил в нее записку, концы тщательно зажег зажигалкой. Таким образом, получалась тюремная «торпеда» — запаянная записка, «малява», которую может прочесть только адресат. Потом Андрей встал, не обращая никакого внимания на Александра, приоткрыл дверь. В комнату тут же вошел конвоир, который привел Александра. От него уже немного попахивало спиртным. Андрей положил записку в боковой карман конвоиру и сказал:

— Все, спасибо тебе, Митрич, веди его обратно.

Конвоир молча кивнул. Александр вышел из кабинета, не прощаясь. Когда они подошли к камере, конвоир приоткрыл дверь и сказал:

— Входи.

Александр вошел. Но конвоир дверь не закрывал, а лишь прикрыл и через «кормушку» назвал фамилию одного из сокамерников Александра. Тот подошел к «кормушке». Александр увидел, как конвоир приоткрыл дверь и сказал:

— Выйди.

Тот вышел. Они общались минуты три-четыре. Наконец здоровый детина, сокамерник Александра, вернулся в камеру. Он молча подошел к окну, сел и, достав сигарету, закурил. Александр продолжал на него смотреть. Очень странным показался ему такой резкий вызов сокамерника именно тем конвоиром, который только что сопровождал его. И вдруг он увидел, как здоровяк достает «маляву», написанную Андреем, распечатывает ее и начинает читать. «Все ясно, — подумал Александр, — значит, у него есть связь. Кто этот здоровяк, откуда он? Почему Андрей написал ему «маляву»? Сто процентов, что она касается меня… Значит, вот от кого ждать первого удара…»

Почти всю ночь он не спал, только и думал о возможной провокации.

Следующее утро для Александра началось как обычно. В восемь проверка, затем завтрак — через тюремное окошко подавали миски, наполненные тюремной бурдой. На сей раз бурда состояла из гречневой каши, разведенной водой, и куска рыбы. Слабо заваренный чай напоминал помои. Многие сокамерники Александра давно отказались от тюремной баланды и предпочитали жить семьями. Объединение людей в группу от четырех до двенадцати человек, питающихся за счет «дачек» — передач, получаемых с воли. Семьи имели свой четкий распорядок. Сначала садилась за стол первая смена, вторая, третья и так далее. Никто никогда этого порядка не нарушал, посторонний за стол к чужой семье не садился.

Александр не принадлежал ни к какой семье и ни с кем не сближался, поэтому каждый раз, когда садилась люберецкая, долгопрудненская братва, подогреваемая с воли шикарными деликатесами, у него текли слюнки.

Сегодня должна была быть баня. К обеду всех вывели. Александр знал, что когда людей выводят на прогулку или в баню, то частенько в камере устраивают шмон. Врываются конвоиры и переворачивают матрасы, подушки, личные вещи осужденных.

Баня представляла собой достаточно большое помещение — помывочную с многочисленными душевыми воронками, из которых текла холодная вода. В бане всегда можно было определить, кто когда сидел, за что. У так называемых «синих», то есть людей, которые были в колониях и следственных изоляторах уже не первый раз, обычно вся биография и криминальный путь был нанесен на груди, на руках и на спине. Изредка Александр наблюдал за здоровяком. Как ни странно, у него были две неприметные татуировки, не относящиеся к тюремной символике. Скорее всего одну он сделал за границей; судя по ее восточному характеру, эта татуировка была сделана где-то в Таиланде.

Вначале все было нормально, но затем неожиданно началась драка. Трудно сказать, из-за чего — то ли кто-то к кому-то стал приставать, то ли мыло не поднял, то ли, наоборот, уронил… В нее было вовлечено несколько человек. Александр, уже помывшись, сидел на деревянной скамейке, медленно надевая тюремную одежду, как вдруг к нему подлетели здоровяк и еще один парень и, не говоря ни слова, с кулаками набросились на него. В один миг Александр оказался на полу. Здоровяк и парень били его ногами. Здоровяк не говорил ни слова, только бил. Вступать в разговоры и спрашивать, за что, у Александра не было времени. Он каким-то образом извернулся и ударил здоровяка, но тот в последний момент отпрянул, и удар пришелся на его напарника. Парень отлетел в сторону и ударился головой о стену.

Здоровяк свистнул. Из другого отделения выскочили еще несколько человек. Драка продолжалась несколько минут. Точнее, это уже было избиение. Александр уже не мог оказывать сопротивление. Он только лежал, закрыв голову руками. Били везде, молча. Наконец Александр потерял сознание…

На следующее утро Александр проснулся, лежа на белоснежной кровати, стены были также белые, но на окнах — такие же решетки. Это была «больничка». Сюда помещали на излечение заключенных, получивших травмы в драках. Александр осмотрелся.

Палата была небольшая. Койки стояли в один ряд, двухъярусных не было. В углу, около окна, была ухоженная койка с двумя тумбочками. Александр и раньше знал о существовании «больничек», что туда часто попадают воры в законе и авторитеты, чтобы отлежаться в более-менее хороших условиях. Безусловно, на той койке лежал авторитет, может быть, даже «смотрящий» по блоку.