«Взгляните на русского крестьянина: есть ли тень рабского унижения в его поступи и речи? О его смелости и смышленности и говорить нечего. Переимчивость его известна. Проворство и ловкость удивительны. Путешественник ездит из края в край по России, не зная ни одного слова пo-русски, и везде его понимают, исполняют его требования, заключают с ним условия. Никогда не встретите вы в нашем народе того, что французы называют un Ibadaud никогда не заметите в нем ни грубого удивления, ни неве-жественного презрения к чужому. В России нет человека, который бы не имел своего собственного жилища. Нищий, уходя скитаться по миру, оставляет свою избу. Этого нет в чужих краях. Иметь корову везде в Европе есть знак роскоши; у нас не иметь коровы есть знак ужасной бедности. Наш крестьянин опрятен по привычке «по правилу: каждую субботу ходит он в баню; умывается по нескольку раз в день…»
П. Е. Щеголев считает, что Пушкин в своем сопоставлении положения русского крепостного крестьянина и английского пролетария покривил душой, сознательно погрешив против истины: «Пушкин знал болдинскую действительность, – писал он в книге «Пушкин и мужики», – нищенский рабский быт разоренных имений Пушкиных, и поэтому грустным памятником резкого несоответствия жизненной правде является изображение крепостного мужика в сравнении с английским рабочим в тех же «Мыслях на дороге» (иначе – «Путешествие из Москвы в Петербург». – В. К.), изображение, дающее повод говорить о защите крепостных устоев… В своих имениях Пушкин не мог найти подтверждения благополучному состоянию мужика… Действительно, в своей публицистике, которая, несмотря на все компромиссы, не увидела света, Пушкин перегнул, и даже слишком». Щеголев ошибается. Пушкин не кривил душой, он добросовестно заблуждался. Он не замазывал тяжелого положения крестьян, но считал его результатом злоупотреблений. Мы уже цитировали: «Злоупотреблений везде много; уголовные дела везде ужасны». И Пушкин, как бы оберегая себя от неправильных толкований, вновь повторяет: «Избави меня боже быть поборником и проповедником рабства; я говорю только., что благосостояние крестьян тесно связано с пользою помещиков, – и это очевидно для всякого. Злоупотребления встречаются везде».
Для оценки эволюции Пушкина чрезвычайно интересно сопоставить приведенные рассуждения Пушкина, относящиеся к 1833–1835 годам, с «Деревней», написанной в 1819 году, в период самого острого политического свободомыслия поэта. Оценка положения крепостных крестьян в оба периода совершенно одинакова. И в 1819 году Пушкин очень оптимистически смотрит на материальные условия существования крестьян. Жилище и корова входят как атрибуты и в поэтическое описание деревни, участвуя в создании эстетического эффекта, окрашенного в светлые тона:
Оценка материального положения русского крестьянина почти не изменилась у Пушкина, но политические его взгляды изменились очень значительно. Однако, Пушкин, и ищущий примирения с самодержавием, так же остается непримиренным с крепостным правом, как и в преддекабрьский период. Только молодой Пушкин надеялся, что срок раскрепощения близок, а зрелый Пушкин, Пушкин – пленник Николая I, с огорчением видел, что условия ликвидации рабства не приспели. «Судьба крестьянина, – заканчивается главка «Русская изба» в статье, откуда взяты все приведенные выше цитаты, – …улучшается со дня на день по мере распространения просвещения… Благосостояние крестьян тесно связано с благосостоянием помещиков; это очевидно для всякого. Конечно: должны еще произойти великие перемены, но не должно торопить времени, и без того уже довольно деятельного. Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, без насильственных потрясений политических, страшных для человечества…»
Пушкин патриархально объединял интересы помещика и крестьянина. Это проистекало из его положения дворянина, но в то же время настойчивое стремление к ликвидации крепостного права показывает, что пушкинская критика капитализма отражала отрицательное отношение к нему представителей докапиталистического хозяйства не только в лице господствующих, но отчасти и в лице угнетенных, в лице эксплуатируемых. Нас при этом не должна смущать боязнь революции у Пушкина. Русский мужик, тогда, еще религиозный и верноподданный, в своем подавляющем большинстве также в то время ожидал облегчения своей участи сверху.
Отрицательное отношение к капитализму, к деньгам, к капиталистической морали отразилось и в художественном творчестве Пушкина. Главная идея «Скупого рыцаря» – обесчеловечивающая власть денег. Сын Скупого Рыцаря Альбер – неплохой малый. Он – эпикуреец, гуляка праздный, тип, к которому Пушкин всегда относился в какой-то степени сочувственно. Предложение менялы отравить отца сначала просто не вмещается в его голову. Поняв его, он приходит в ярость, тут же, однако, превращая свое негодование в хитрое средство отнять деньги у неосторожного ростовщика. Но в то же время Альбер с радостью принимает вызов отца, надеясь убить его на законной дуэли, чтобы ускорить получение наследства. Власть денег разрушает моральные устои. Сына не страшит перспектива отцеубийства; он жалеет, что герцог мешает ему убить отца:
Сын уже не может понять ужас герцога, представителя разрушаемых деньгами феодальных добродетелей. Он огорчен миротворчеством герцога. Но и отец Альбера, Скупой Рыцарь, потерял человеческий облик под властью денег. Он жесток, он добивается своих сокровищ любой ценой. Золото разрушило патриархальность старых времен, принеся взамен неправду и преступление. Скупой барон смотрит на свое золото:
Скупой Рыцарь знает разрушительную силу денег, но он уже находится безраздельно под их властью. Он одержим страшной силой, он трагичен, потому что он жертва своей страсти, но в то же время он активный проводник новой, бесчеловечной морали, пришедшей на смену разрушенной феодальной нравственности. Самые святые чувства, совесть, честь, родительские обязанности он попрал во имя стяжанья. Скупой Рыцарь вдвойне бесчеловечен. В жертву жажде денег он принес не только других, но и себя, свою личность, свое неотъемлемое право на нормальные, естественные чувства и нормальное естественное развитие:
В «Скупом рыцаре» власть денег выступает покамест только в виде страсти к накоплению сокровищ, но и этого достаточно Пушкину, чтобы показать, что деньги накопляются на костях, на крови, на бесчеловечии, что они несут с собой потоки грязи и безнравственности. Обвинительный приговор, вынесенный капитализму в этой драме, носит моральный характер, но он произнесен убежденно, справедливо и величественно. Старая нравственность разрушена, а на смену ей идет убийство, грабеж, подлость, сын восстает на отца, отец подымает руку на сына. Гасуб на смену Тазиту выступает представителем новой, более высокой нравственности; деньги же, по мысли Пушкина, несут только разрушение. Осуждение капитализма у Пушкина тем сильней, тем безоговорочней, что он не видит его творческой, его производительной стороны. Он критикует капитализм не с точки зрения будущего, а с точки зрения прошлого. Общая оценка надвигающихся новых времен, где деньги будут властвовать безраздельно, резюмируется в восклицании герцога:
Идея «Скупого рыцаря» по-новому повторяется в «Пиковой даме». Самый выбор главного героя любопытен. Герман – инженер, хотя и военный, но все же человек новой профессии, несколько необычной для дворянского круга. Герман – человек холодного, расчетливого разума и сильных страстей. «У него профиль Наполеона, а душа Мефистофеля», но все недюжинные способности его сосредоточены на одной мысли: на обогащении, на деньгах. «Деньги – вот чего алкала его душа». Из страсти к деньгам Герман становится убийцей старой графини, из страсти к деньгам он топчет естественное чувство любви к женщине. Плачущая влюбленная Лиза не трогает ни одной струны; в его сердце: «Герман смотрел на нее молча: сердце его также терзалось, но ни слезы бедной девушки, ни удивительная прелесть ее горести не тревожили суровой души его. Он не чувствовал угрызения совести при мысли о мертвой старухе. Одно его ужасало: невозвратная потеря тайны, от которой ожидал обогащения». Герман, как и Скупой Рыцарь, – фигура трагическая. Он кончает безумием: страсть к деньгам и здесь проявляет себя как ужасная, роковая разрушительная сила.
Отношение Пушкина к капитализму, в той форме, в какой он имел с ним дело и как он его понимал, в известной степени продиктовано аристократическим презрением к торгашеству, к деньгам и аристократической идеализацией феодально-помещичьих нравов. Однако, аристократический момент далеко не исчерпывает отрицательного отношения Пушкина к буржуазно-капиталистической нравственности. Известно, что и в отношении Герцена к капитализму психологические черты барина-аристократа сыграли свою роль. Пока ограничимся установлением факта, что Пушкин относился к возникающему капитализму, к его авангардным проявлениям в России отрицательно. Он осуждал нарождающуюся капиталистическую нравственность. Это обстоятельство много помогает нам в выяснении природы одиночества Пушкина. Пушкин был дворянский поэт, и в то же время он был в конфликте с дворянством; Пушкин был сыном буржуазного просвещения, и в то же время Пушкин не признавал нарождавшейся капиталистической нравственности.
На плакате – Пушкин и Сталин. И, пожалуй, самая актуальная для советского времени пушкинская цитата
В итоге Пушкин оказывался в конфликте с господствующей моралью дворянского булата и с нарождающимися законами буржуазного злата:
И то и другое было одинаково несправедливо и бесчеловечно, и то и другое одинаково не устраивало Пушкина.
Главный социальный интерес Льва Толстого как художника и как мыслителя Ленин определял следующими словами: «В ряде гениальных произведений, которые он дал B течение своей более чем полувековой литературной деятельности, он рисовал преимущественно старую, дореволюционную Россию, оставшуюся и после 1861 года в полукрепостничестве, Россию деревенскую, Россию помещика и крестьянина» *. (Ленин, том XIV, стр. 400.) Анализируя творчество и ‘миросозерцание Пушкина, легко’ заметить, что великого поэта очень сильно занимало не дворянство само по себе, не конфликт между крепостническим хозяйством и потребностями зарождавшегося капиталистического рынка, а взаимоотношения дворян и крепостных, «Россия помещика и крестьянина», но тех времен, когда о ликвидации крепостного права можно было только тайно мечтать. Пушкин фиксировал свое внимание на центральном классовом конфликте эпохи, на конфликте, который и до него, и после него определял исторические судьбы России. Пушкин не был бы реалистом, если бы он обошел главный вопрос современной ему действительности – вопрос о помещике и его крепостном рабе. Что здесь заключена проблема проблем, что все политические вопросы упираются в мужика – это понимали, пожалуй, все. Однако, подавляющая масса дворянства, начиная с Романовых и кончая владельцами отдаленнейших медвежьих углов России, из этого делала только один вывод: все должно оставаться по-старому, беспощадно и жестоко должны пресекаться самые зачаточные поползновения к изменению отношений, чуть было не опрокинутых восстанием Пугачева. Как горюхинский управитель, правительство и господствующий класс в России пеклись о смирности вотчины, как о главной крестьянской добродетели.
Просвещенный и ясный разум Пушкина понимал, что старые отношения не могут быть сохранены надолго, что упорство в проведении социальной политики Николая I приведет рано или поздно к катастрофе. Известно, как сам Пушкин желал разрешения противоречия между помещиками и крепостными. Его страшила перспектива низовой народной революции. Разумная предусмотрительность и человеколюбие господствующих могли бы, – полагал он, – привести к компромиссу, удовлетворяющему обе стороны. Онегин в своих владениях
и уже даже после этого мероприятия – раб судьбу благословил. Если бы все помещики были подобны Онегину или даже родителям Гринева, крестьянские восстания типа движения Пугачева были бы просто невозможны. «Я знал, – рассуждает Гринев в одном из вариантов «Капитанской дочки», – что матушка была обожаема крестьянами и дворовыми людьми, батюшка, несмотря на свою строгость, был также любим, ибо был справедлив и знал истинные нужды подвластных ему людей. Бунт их был заблуждение, мгновенное пьянство, а не изъявление их негодований». Однако, в чем бы ни заключались причины волнений крепостных, Пушкин и в письмах, и в публицистических высказываниях, и в художественных произведениях осуждал восстание как путь к улучшению положения крестьян. Насильственное усмирение крестьянских восстаний он считал неизбежным, но он в то же время ожидал от победившей власти милости, благоразумия и предусмотрительности. Нечего и говорить, что эти ожидания были напрасны. Любопытно отметить, что Пушкин как правдивый художник, как реалист не изображает фактов милости правительства к мужикам, особенно к бунтующим. Отрицательное отношение к восстанию Пугачева выражено в «Капитанской дочке» вполне ясно. Мероприятия правительства по усмирению восстания оправданы – кроме жестокостей, однако. Милость же и справедливость Екатерины II обращены только на несправедливо осужденного дворянина Гринева. Милость императрицы в повести Пушкина не нарушает практики социальной системы, она не затрагивает установившегося характера отношений помещиков и крепостных.
В «Дубровском» сюжет включает в себе описание крестьянского бунта. Бунт вызван не политически зрелым недовольством крепостных своим положением, а их нежеланием перейти из-под власти доброго помещика под власть злого самодура. В изображении мотивов движения крепостных лишний раз обнаруживается зрелость реализма Пушкина, избегавшего всего доктринерского, надуманного, тщательно следившего’ за правдоподобностью повествованья во всех его деталях. Бунтующие мужики не идеализируются Пушкиным. В прощальную речь Дубровского, обращенную к покидаемым им соратникам, вложены и такие слова: «Но вы все мошенники, и вероятно1 не заботитесь оставить ваше ремесло». Под ремеслом здесь подразумевается разбой. Однако, Пушкин для развязки; не использует ни одной черты, которая смягчила бы отрицательную характеристику угнетателей крестьян. Мирная развязка – прекращение бунта – мотивирована любовью: Дубровский сложил оружие, потому что он опоздал помешать свадьбе Маши с князем Верейским, потому что Маша считает своей обязанностью быть верной религиозному обету.
Анализ классовой позиции Пушкина нельзя просто исчерпать ссылкой на то, что’ он был против крестьянских восстаний, что он считал необходимым усмирение восставших. Пушкин жил в обстановке, когда противоречиво и часто неясно для современников шли начальные стадии процессов классовой размежевки, ускорившейся после реформ 60-х годов и совершенно определившейся уже после образования рабочего класса, ко времени революции 1905 года. Его гуманность носила еще «обще-человеческий», то есть отвлеченный характер. Пушкин боялся народной революции прежде всего потому, что он бережно относился к жизни каждого человека, человека вообще. «Не приведи бог видеть русский бунт, – писал он, – бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уже люди жестокосердые, коим чужая головушка – полушка, да и своя шейка – копейка». («Капитанская дочка». Пропущенная глава)
И тем не менее Пушкин всю жизнь проявлял неотступный интерес к народным революционным движениям! Эта тема его постоянно привлекала; как завороженный, он к ней возвращался вновь и вновь. Смутное время, Стенька Разин, Пугачев, крестьянская программа декабристов, восстания крепостных в Западной Европе, французская революция, бунты против помещиков, против аракчеевских военных поселений, холерные бунты – являются почти непрерывным предметом его изучений, размышлений, творческих замыслов. Его интерес к книге Радищева и к его судьбе – это интерес к идеологии народной крестьянской революции, создаваемой образованным человеком из дворянства. Его любопытство с какой-то своеобразной остротой приковано к судьбе нескольких дворян и офицеров, перешедших на сторону Пугачева. Сюжет «Капитанской дочки» в значительной степени построен на взаимоотношениях Швабрина, в самом деле перешедшего к Пугачеву, и Гринева, заподозренного в таком переходе. Нас не должно смущать, что Швабрин— отрицательный’ тип, а Гринев, и попав в лагерь Пугачева, сохраняет верность Екатерине. Важно направление внимания Пушкина. Его занимает, как выглядит внутренняя жизнь самих восставших, их взаимоотношения, их распорядки, их психология. Пушкин понимает, что от этих исторических фактов нельзя отмахнуться, как от неприятных происшествий, что к ним нельзя отнестись по официальному: усмирил – и точка. Усмирение еще не обозначает их исторической ликвидации, усмиренные подымутся вновь и вновь, простым насилием нельзя превратить народные низы в послушных и неропщущих рабов.