На голос Коля отправил лимонку и еще две в разные стороны. Кидал навесом, чтобы не высовываться над бревнами стен дома. Сзади за спиной кто-то завозился. Коля дал на шорох очередь из автомата, а потом кинул еще лимонку за заднюю стену дома, перекатом сменив место в комнате. В дом полетели гранаты немцев. Когда, через несколько минут в дом ворвался немецкий солдат, в углу лежал красноармеец Коля Сметанин 18 лет от роду, смотря безжизненным взглядом на звездное небо. В комнате стояла посеченная осколками рация и лежал пепел бумаги с шифром.
Мы держались, утром нас бомбила авиация, потом был артобстрел и шли танковые атаки немцев, наведших южнее, где была более слабая оборона и меньше пушек, понтонные переправы, по которым и переправлялись танки во фланг ополченческим батальонам. Затем нас снова обстреливали гаубицы разных калибров, судя по воронкам от прилетающих на наши позиции осколочно-фугасных снарядов. Батальоны вгрызались в землю и держались. Мы тоже сдерживали лобовые атаки. На второй день снова прилетели бомбардировщики. Обычно нас бомбили с высоты в километр-полтора, ниже не опускались самолеты врага, а тут при очередном заходе бомбардировщиков, вероятно, какой-то новоиспеченный немецкий асс решил пройтись нам по головам, чтобы отбомбиться точнее, опустился примерно на 600 метров, и так, низенько-низенько, стал заходить на бомбометание. Вот тут наш Андрей Чайкин показал класс. Пристроив ручной пулемет, прицелился и прошил немца на подлете, расстреляв вероятнее всего летчика через фюзеляж или стеклянный защитный фонарь. Самолет стал рыскать и грохнулся за нашими позициями, развалившись от удара о землю. На нас сыпались бомбы с других самолетов под громкое «ура» бойцов, прячущихся в окопах. Вслед уходящим самолетам стреляло все: пулеметы, автоматы и винтовки. А вот моряки прикрывали себя зенитными пушками. Там бомбить было опаснее, не знаю, но думаю, что потери в самолетах у немцев над моряками тоже были.
После налета парни сбегали обследовать самолет, притащив планшетку с топографической картой, бумагами с летным заданием, пистолеты пилота и борт-стрелка «Walter-PPK» или «Polizai Pistole Kriminal», 1934 года выпуска, считающийся очень удачной моделью, удобный для скрытого ношения с глушителями, а также пулемет «MG 15» с пятью лентами патронов. Отдали мне все, но я вручил пистолеты Чайкину — это его трофеи, сам пусть и определяет, кому их отдать. Выразил благодарность от лица командования за грамотную оценку ситуации и последующие боевые действия, шепнув на ухо:
— Андрей, подам представление на орден!
Пришли комполка, комиссар с комбатами — все жали руку Чайкину, хвалили, а Шубин сказал, что напишет представление на орден. Все правильно.
Германцы наступали по всему фронту, ежедневные артобстрелы и бомбежки выбивали наших бойцов из строя, кто-то погибал, кто-то оказывался смертельно раненым и умирал после боя, и мы хоронили их всех в братской могиле. Кого-то обихаживали наши фельдшера, а кого-то удавалось отправить в Вязьму в госпиталь. Каждые сутки в 23.00 выходил на связь Ледков. Кратко докладывал обстановку, в ответ ему сообщили, что две группы перестали выходить на связь, а 4 октября ему был передан приказ возвращаться.
Прошло еще два дня. Сильно потрепали ополченцев, поэтому батальон Валерия Донникова был передислоцирован на их позиции, а заодно, туда же направили и наш разведвзвод. Наводя ночью понтоны, немцы в темноте переправляли на наш берег новые и новые танки и пехоту, прямо с утра атакуя нас с близкого расстояния. Ополченцы не удержали фронт и около роты немцев смогли добежать к окопам. Началась рукопашная. Кровь лилась рекой, как озверевшие мы и немцы стреляли друг в друга, рубили лопатками, кололи штыками и ножами, дрались кулаками и в борьбе кусали зубами. Вот и пригодились занятия рукопашной подготовкой, когда ты представляешь, что делать и умеешь, как правильно надо. Убитых в рукопашной среди оставшихся 27 бойцов разведвзвода не было, мы отделались шестью легкоранеными и одним тяжелым, а вот у ополченцев и пехотинцев дела были куда печальнее.
В итоге, мы были вынуждены отойти на вторую линию обороны, распложенную глубже метров на 800. Немцы удерживали и расширили плацдарм на нашем берегу вокруг моста.
Глава 9
Рейд за линию фронта
— Да когда ж вы выдохнитесь-то, гады! — в сердцах выругался Шубин, смотря в бинокль на позиции наших батальонов, на которые накатывал очередной вал немецкой пехоты. — Вроде отбились.
Тут по нам снова стала долбить артиллерия фрицев.
— Кольцов, бери своих орлов, сходи на тот берег и найди эти, чертовы, батареи. Дай координаты нашим артиллеристам и морякам.
— Есть, товарищ подполковник!
В эту ночь я, Птицын, Орлов с рацией, Грачев и Бурят ушли на тот берег. Переправлялись бойцы вплавь, зарядившись спиртом, раздевшись и уложив одежду и обувь в плоскодонку. Я же погреб на веслах, выдерживая направление на высмотренную при свете дня просеку в камышах, мягко взмахивая веслами. Холодная вода градусов 18, еще и дождь зарядил, в общем, погода удобная для перехода линии фронта. Добравшись до противоположного берега, а в нашей части река была максимум метров сорок, а так гораздо уже, но с илистыми берегами. Птицын, жахнув из фляги еще согревательного, аккуратно пробираясь по протоптанной кабанами тропке через камыши, выбрался на берег и осмотревшись, «перетек» в лес, ухнув нам филином. За ним двинулись и мы. Парни растирались разбавленным спиртом из фляги, а заодно, приняв его вовнутрь, оделись.
По предварительному плану мы должны были отойти на 5–6 километров вглубь территории и, прочесывая лес, точно определить, где стоят батареи. Ледков передал, что видел короткоствольные пушки с дальностью стрельбы до 4.5 километров, то есть их искать надо в 2–3 километрах от фронта. Но, как пройти сквозь сплошные части, патрули и «секреты» немцев, чтобы увидеть эти батареи. А нас ведь обстреливают еще и дальнобойные гаубицы, которые могут стоять километров за десять от линии фронта, где-то под селом Пушкарево или рядом ним.
Бродить в ночи мы можем до посинения, а, скорее всего, до того момента, пока не нарвемся на немецкий «секрет». Значит, надо брать «языка», причем, обязательно офицера. Большой плюс был в том, что единой, эшелонированной линии фронта здесь не было. Вместе с тем в лесах было сконцентрировано достаточно большое количество частей, а, значит, и много офицеров. Уходя из прифронтовой полосы, мы двигались за Бурятом, идя спокойно и аккуратно, слушая лес. Отмахав километра два, обошли по пути какое — то болотце, а дальше Бурят остановился.
— Запах дыма, командир, костры горят.
Мы остались на месте, а Бурят исчез в лесной темноте. Прошло минут пятьдесят.
— Командир, с километр еще лес растет, дальше он заканчивается, переходя в рощицы и лесополосы посреди полей. У края в лесу разбит палаточный лагерь. Много-много палаток, костры горят, батареи видел. Слева прошел, видел «секрет»: курит один, второй спит, третий смотрит в лес, я сзади зашел, меня не видели.