Старший группы охраны склада обер-лейтенант по рации связался с кем-то из командиров. Через минут сорок приехала машина с полувзводом солдат и двумя овчарками.

Приехавший пехотный капитан переговорил с обер-лейтенантом и ефрейтор выплеснул в лицо Гуцаеву кружку воды, приводя его в сознание.

На вполне понятном русском языке капитан задал вопрос:

— Очнулся разведчик, отвечай, как твоя фамилия номер части, цель задания.

Рамаз посмотрел в лицо немцу, в голове всплыли наши «учения»: «Попал в плен, все равно „расколят“, либо запудрят мозги так, что сам проговоришься, а дальше вытянут остальное, но скорее всего, просто выбьют показания. Есть на человеке места, воздействия на которые никто не вытерпит. Значит, что — надо дозировано говорить правду. Честно говорите общеизвестные вещи: номер части, общеизвестную цель любого задания, поймали на станции — наблюдение за составами; на рельсах с толом — выбор места для подрыва. А вот настоящую подноготную задания говорить нельзя, товарищей, которые еще выполняют задание или ждут вас, тоже раскрывать нельзя. Никто не поверит, что вы один, значит держаться того, что у каждого свое задание тут или в другом месте. В общем, ориентироваться по обстановке, о чем честно врать, а где и отвести внимание. Только не усложняйте все — сразу увидят, что врешь, они ж тоже не дураки».

Рамаз осмотрелся, потрогал сильно болящее плечо, подумав: «Видать хорошо прострелили, а я и вырубился от боли, голова тяжелая, совсем плохо соображаю, видно, недолго мне осталось… — и стал выдавать правду. — Жить хочу! Все расскажу, стрелковая дивизия № 100, зовут Рамаз Гуцаев, разведчик, группа выполняла задание наблюдение за движением войск, а сюда пришли потому, что увидели, как по дороге в лес свернули машины со снарядами, вот и решили взорвать их».

— Рация где?

— Спрятана в лесу, радист убит у забора.

Немцы переговорили о чем-то своем, обер подошел, наклонился и, взяв за рукой за подбородок Гуцаева, прошипел:

— Zeig mir, wo das Funkgerät ist.

— Покажу, где рация, господин офицер, — заискивающе закивал головой Рамаз, и ткнул в обер-лейтенанту указательным пальцем в глаз, пробив до мозга.

— А-а-а-а! — дико закричал лейтенант и упал мертвым на Рамаза. Тот стал расстегивать немцу кобуру, пытаясь достать пистолет. Немцы, как будто, застыли на мгновение в ступоре, а Гуцаев вытащил Вальтер, снял с предохранителя и дважды выстрелил наугад в сторону врага. Всю видимость закрывал лежащий на нем труп обер-лейтенанта. Рамаза расстрелял из автомата немецкий ефрейтор.

— Русские свиньи, дохнут, но не сдаются. Как с ними воевать, дикари, толи дело в цивилизованной Европе, — выругался капитан, — берите собак и по следу, либо найдем рацию, либо это не вся группа и тогда найдем остальных.

— Все как на тренировке, только взаправду, хоть одного гада с собой забрал! — тихо угасла последняя мысль осетина Рамаза Гуцаева.

Прошло 4 часа и радист группы Коля Сметанин, съежившийся от сырости, сидел в давно заброшенном полуразвалившемся бревенчатом домике с обвалившейся крышей, где они устроили базу. Нетерпение ожидания сменилось усталостью, и его потихоньку сморил сон. Проснулся Николай неожиданно от ощущения какой-то неправильности в лесу. Звуки в лесу раздаются далеко и…

— Что же такое меня насторожило? — подумал разведчик, всматриваясь через щели в темноту леса.

Раздалось близкое повизгивание собаки, почуявшей дичь.

— Вот оно что, значит, нет больше наших, я последний, ну что же, мы еще повоюем! — процедил Николай.

Спокойно достав 5 лимонок, автомат, два пистолета, погладил два ножа на ногах, отстегнув фиксатор крепления. По лесу разнесся рык собаки, нашедшей добычу. Уже было слышно, как шумят ветки, когда через них кто-то бежит.

— Сдавайся, мы знаем, что ты там!