Палуба вокруг них затряслась, когда огромные платформы протянулись от борта «Персефоны». Цепи гремели на валах размером с танк. Лампы мигали то янтарным светом, то красным, то снова янтарным. По залу прокатился металлический раскат грома.
— Уже рядом, — раздался голос офицера мостика в шлеме Сигизмунда. — Стыковочные платформы соприкоснулись с корпусом.
Сигизмунд закрыл глаза, чувствуя, как его воля заставляет сердца биться медленнее, в низком спокойном ритме.
— Лорд! — Раздался в его ушах крик. Палуба и стены снова задрожали. — Лорд, зафиксировано… искажение вокруг «Фаланги», лорд. Твари в космосе…
Что–то врезалось в корабль, перевернув его, словно брошенную ребёнком игрушку. Взревели сигналы тревоги, пока мир вращался всё снова и снова. Металл дверей перед ним начал резко ржаветь, когда существа ворвались внутрь волной широких пастей и тянущихся когтей.
«Фаланга», Внутренний системный залив
— Посмотри на него, — произнёс голос позади Мерсади. Окружавшая её картина реакторного отсека «Фаланги» замерцала и расплылась, сменившись изображением родного дома на Терре, затем камеры, где она провела последние семь лет, потом пришла очередь тёмной пещеры, наполненной звуком падающей воды. Во всех них перед ней стоял застывший Локен, он пошатнулся назад, меч из его руки выпал. Но его глаза были живыми и светились болью. — Знаешь ли, слабость — это привычка, — продолжил голос. — Ты возвращаешься к ней, как собака к своей блевотине.
Она поняла, что движется вперёд и хватает падавший меч. Она пнула Локена, столкновение и удар должны были сломать её ногу, но двигавшая ею сила принадлежала не ей. Застывший Локен упал. Сценой вокруг них оставалась пещера. Чёрная бездна разверзлась под скалой, на краю которой они стояли.
Она почувствовала, как двигается шея, и посмотрела вниз. Меч в руке казался лёгким, как пёрышко.
— Наши мечты не могут изменить звёзды. Но иногда наши дела могут изменить вселенную, пусть и случайно. — Она услышала воспоминание о своих собственных словах и ожидала, что голос за спиной прокомментирует или рассмеётся, но тот молчал, сосредоточившись на лежавшем возле пропасти Локене.
— Ты сделал то же самое с Джубалом, — сказал голос, который исходил из её рта, но принадлежал не ей. — Затем с ложами и дальше с Гором… Даже после всего увиденного и сделанного тобой, Локен, ты отказываешься верить, что происходит самое худшее. И поэтому у тебя есть надежда и жалость, и ты страдаешь за свою слабость. — Меч в её руке поднялся, острие прижалось к горлу Локена чуть выше горжета доспехов.
— И этого достаточно? — спросила память голосом Века.
По-прежнему никакой реакции.
— Мы можем позволить ему задохнуться, — продолжал голос за спиной Мерсади. — Остановить мышцы в его лёгких. Давить по чуть-чуть…
— Это всё, что у нас есть…
— Но я думаю, что так лучше. Всё имеет смысл и будет символично, если этот последний заблудший сын волков умрёт от собственного меча.
— Нет, — сказала Мерсади. Она услышала это слово в своём сознании и почувствовала, как оно слетело с губ. Присутствие в её сознании, тень в её разуме, отпрянула. — Думаю, что у этой истории будет другой конец.
И медленно, со всей волей и гневом, которые накопились в ней, и голосами мёртвых, кричавших из воспоминаний, она повернулась и посмотрела назад.
Чернота…
Звёзды…