Книги

Социализм для джентльменов

22
18
20
22
24
26
28
30

Несообразности анархизма

Анархисты и социалисты

Многие газеты, которые защищают существующий общественный порядок, не делают никакого различия между социалистами и анархистами, потому что и те и другие относятся одинаково враждебно к этому порядку. По словам этих газет все революционеры – социалисты, все социалисты – анархисты, и все анархисты поджигатели, убийцы, воры и развратники.

Это является следствием того, что французский или итальянский преступник, который читает газеты и у которого сильно развито воображение, будучи застигнут на месте преступления, объявляет, что он принципиальный анархист. Во всех странах более пылкие и беспощадные темпераменты среди недовольных обозначаются общем именем «анархист», потому что оно указывает на отчаянную. энергичную, немилосердную борьбу с существующими несправедливостями. Поэтому с самого начала необходимо заметить, что существует много политических противников подобного строя, которых ошибочно называют анархистами и, кроме того, существуют лица, которые называют себя так сами по незнанию, хотя они вовсе не являются анархистами в том смысле, в каком употребляется это слово в данном очерке.

С другой же стороны многие лица, которые сами себя не называют анархистами и не считаются за таковых и другими, в своей оппозиции против социализма, становятся открыто на анархическую точку зрения, как писатели, сочинения которых я рассмотрю подробнее. Они не доверяют государственному управлению и являются ревностными поборниками преимущественных прав индивидуума; они предлагают, поскольку это в человеческих силах, ограничить государственную власть и расширить права индивидуума в противоположность социал-демократу, который предлагает демократизировать государство и взвалить на него всю работу по организации главных отраслей промышленности, от которых зависит наша жизнь и наша свобода и без права собственности и права контроля на которые мы неизбежно должны оставаться рабами тех, кто фактически владеют ими и контролируют их: таким образом он думает превратить государство в существенную часть социального организма.

Конечно, существуют естественные границы для применения обоих воззрений; анархисты и социалисты одинаковым образом подчинены тому вздорному аргументу, что ни одна из обеих партий не согласуется со своим принципом, так как не может быть всецело проведено ни общее попечение об индивидууме, ни индивидуальная свобода от общего контроля. Я надеюсь, что в последующей критике анархизма не встретится более подобной диалектики. Она ограничивается предложенными анархистами правилами и не желает возбуждать никаких дебатов по поводу целей и принципов. Так как относительно целей и принципов мы все согласны друг с другом. Справедливость, добродетель, истина, братство, высшие моральные и физические интересы народа дороги не только социал-демократам и анархистам, но и тори и вигам, радикалам и, по всей вероятности, также и героям динамита. Мне приходится иметь здесь дело с теми методами, при помощи которых желают осуществить эти идеалы.

Индивидуалистический анархизм

Довольно подробное, экономическое описание «индивидуалистического анархизма» можно извлечь из статьи: озаглавленной «Государственный социализм и анархизм: до какой степени они согласуются и до какой степени откланяются друг от друга». Она появилось в марте 1888 года в анархической газете «Liberty», которая до сих пор издается и редактируется автором этой статьи Беньямином Р. Туккер, и была тогда опубликована в Бостоне и Массачузетсе. Любой номер этой газеты показывает, что Туккер, как честный, здравомыслящий и храбрый человек, толкующий индивидуалистический анархизм при посредстве чисто интеллектуальных методов, может считаться наиболее способным оратором своей партии.

«Экономические принципы современного социализма», говорит Туккер, являются логическим отвлечением из того принципа, который Адам Смит развил в первых главах своего «Wealth of Nations», и который заключается в том тезисе что труд является истинным мерилом цены.

Из этого принципа три человека (Джосия Уоррен, Прудон и Маркс) выводят заключение, что естественным вознаграждением труда является его продукт».

Но социалист, достаточно опрометчивый, чтобы признать эту экономическую точку зрения, сейчас же очутится во власти доктрины вигов «Laisser – faire» [«оставь в покое» – фр.]. Против этого Туккер не станет возражать. Он скажет: «Почему же, нет? Laisser – faire это как раз то, чего мы желаем. Уничтожьте монополию денег, пошлины и патентов. Оставьте только владение землей, которое основано на частной собственности и на личной обработке земли и социальная проблема, как обеспечить работающему продукт его собственного труда, будет просто на просто разрешена тем, что каждый будет заботиться лишь о своем собственном труде».

Может быть будет лучше, если я в оправдание моей перефразировки приведу собственные слова Туккера:

«По своему значение на втором месте стоит земельная монополия, дурные последствия которой можно, главным образом видеть, в тех странах, которые как Ирландия занимаются исключительно земледелием. Эта монополия заключается в навязанном правительством земельном владении, которое не основывается на частной собственности и личной обработке земли. Уоррену и Прудону пришла мысль, что если люди обеспечат индивидуума частную собственность и личную обработку земли, то исчезнет земельная рента и ростовщик будет иметь одной извиняющей его причиной меньше». В одной статье, появившейся в номере «Liberty» от 10 сентября 1892 года под заглавием «Странное недоразумение», Туккер добавляет: «Что касается земельного вопроса, то на столбцах этой газеты постоянно проводилось то положение, что не следует защищать никакого земельного владения, за исключением того, которое основывается на личном владении и личном пользовании». И далее»: «Анархическая система не дает никакого кодекса нравственности для индивидуума. «Заботься о своих собственных делах, это ее единственный моральный закон».

Посмотрим! Предположим, что мы могли бы распорядиться, чтобы вперед в Англии не платили ренты, и чтобы каждый мог иметь свой дом, в качестве своей частной собственности и владеть своей лавкой и фабрикой сообща с теми, с кем он работает; чтобы всякому было предоставлено право выпускать с своего собственного монетного двора деньги без клейма и налога; чтобы все пошлины на товары, патенты, издательские права сделались делом прошедшего. Попытайтесь представить самого себя действительно живущим при таких многообещающих условиях. Вы можете сделаться метельщиком улиц, торговцем, угольщиком, земледельцем, мельником, банкиром и вообще, чем вам угодно. Но что бы вы не выбрали, первое в чем вам придется убедиться это то, что результат вашей работы зависит гораздо более от того места, где вы ее производите, чем от вас самих. Если вы подметаете переход от Сент-Джемса до Albemarle-Street, то вы отлично успеваете в этой работе. Но если вас предупредят не только в этом месте, но вообще во всяком другом пункте, который лежит нейтральнее, чем, хотя бы угол Holford Square, Uslington, то вы можете работать в два раза прилежнее вашего конкурента на Piccadilly и при этом не иметь и пятой части его доходов. В таком печальном положении вы проклянете Адама Смита и его принцип, что труд есть мерило цены, и будете или защищать демократически устроенные государственно-социалистические учреждения, которые оплачивают одинаково труд всех метельщиков, или же вы бросите вашу метлу в Темзу и сделаетесь лавочником. Но и здесь встречается то же самое затруднение. Ваши доходы не зависят от вас самих, а зависят от количества людей, проходящих в течение часа мимо вашей выставки. В Charing Gross’е или в Cheapside можно сделаться богатым; на главной улице Петней можно зарабатывать достаточно для того, чтобы держать высоко голову; дальше на тысячу локтей вправо или влево от Portsmouth Road’a самый прилежный во всем мире человек может очень долго ждать своих покупателей. Очевидно, что в настоящее время, когда Charing Gross и Cheapside захвачены собственниками на основании принципа «кто первый взял тому и принадлежит», розничная торговля не является настоящим занятием для способного человека.

Следовательно, вы должны стремиться к оптовой торговле и даже, более того к банковому делу. Но затруднения превосходят всякие расчеты. Возьмите известную финансовую троицу: Глина, Мильса и Кёрри и переместите ее на несколько миль от Ломбард Стрита и она очень скоро сделается предметом сожаления для того легендарного матроса, который когда то предъявил в ее кассу чек на 25 ф. ст. и великодушно соглашался получить по этому чеку по частям, чтобы не поставить ее в слишком затруднительное положение. Когда вы откажетесь от банкового дела, вы займетесь торговлей пшеницей и, в конце концов, вы будете готовы обменять право пользования всей Сольсберийской равниной на позволение платить громадную арендную плату за земельный участок в районе The Baltic [The Baltic – это такое место в Лондоне, которое является сборным пунктом для купцов, ведущих торговлю с Россией и с северной Европой] и его барометра.

По всей вероятности, существуют люди, слепо верящие в то, что метельщики улиц The Наtic, Lombard Street’a и др. п. слишком принадлежат к настоящей системе, чтобы они могли пережить введение анархизма. Они скажут мне, что я представляю себе будущее в свете настоящего. В виду, таких инстинктивных убеждений совершенно напрасно утверждать, что я представляю себе только то, что думает мистер Туккер. Но по крайней мере при анархизме земледелие, мукомольный и горный промыслы будут производится при посредстве человеческих сил. И земледельцу на его вполне анархическом рынке не придется встретиться с двумя, разными ценами на два четверика пшеницы совершенно одинакового качества; однако цена на каждый четверик будет варьироваться смотря по плодородности земельного участка, на котором произрастала данная пшеница и смотря по близости к рынку этого участка. Хорошая почва очень часто дает более богатую и обильную жатву при небольшой затрате труда, чем плохая почва при гораздо большей затрате труда. Если наиболее плодородная почва будет принадлежать собственникам, пользующимся с нее доходами, то те, которым придется удовлетвориться менее плодородной землей, будут очень разочарованы тем принципом, что труд является мерилом цены.

Мельники также должны питать сильное недоверие к Прудону и к Джосия Уоррену. Так как из двух людей с одинаковым прилежанием и имеющих одинаково хороший машины, один может работать на реке, которая с легкостью вертит шесть жерновов, тогда как другой, вследствие естественного недостатка в воде или же вследствие того, что его товарищ работает дальше его вверх по реке, едва в состоянии поддерживать движение своих двух пар жерновов и в какое-нибудь сухое лето предпочтет привязать себе на шею эти жернова и броситься в речку. Конечно, он мог бы оказать сопротивление засухе употребив в дело паровые и электрические двигатели и все новейшие изобретения; но после всех своих издержек он все-таки не был бы в состоянии набавить ни одного пенни на мешок своего товара, против цены, за которую продает этот же товар его конкурент, которому природа помогает бесплатно. Он конечно мог бы выдержать «всеобщую конкуренцию» при помощи своей собственной силы, если бы ему пришлось бороться только с личной силой своего соперника; но бороться безоружным против вооруженного ветром и волнами… (так как существуют как ветряные, так и водяные мельницы) это хотя и здравый анархизм, но не здравая справедливость.

А какое действие произвело бы право пользования на горный промысел, когда из одного копи легче добывать первосортный Вальсендский и Силкстонский уголь чем простой уголь для топлива (после предшествовавшего двадцатилетнего углубления шахты) из другого. И если бы Туккер мог продавать Силькстонский уголь из богатого рудника, добывание которого стоило бы лишь половины той работы, которая потребовалась бы для добывания обыкновенного угля из сравнительно бедного рудника, отважился ли бы он храбро заявить: «Сегодняшняя цена: за тонну первосортного Силькстонского угля 25 шиллингов; лучшее топливо за тонну 50 шиллингов. Условия платежа: за наличные. Принципы: Адама Смита, смотри «Wealth of Nations’?»

Конечно не при системе всеобщей конкуренции, – разве если бы покупатели были бы для него ничто в сравнении с принципом.

Совершенно бесцельно приводить еще и другие примеры. Существует только одна страна, в которой каждый квадратный фут земли так же плодороден и так же богато одарен природой, как и всякий другой квадратный фут; и эта страна называется Утопией. Поэтому только в Утопии право пользования собственностью было бы справедливо. В Англии, в Америке и в других странах, созданных необдуманно, без совета анархистов, природа является самим капризом и несправедливостью, когда дело идет о работе. В одном месте ты взроешь землю лопатой и получишь с нее большой доход. По другую сторону забора двадцать паровых плугов не смогут вырвать из земли ни одной репы. Еще менее, чем поля и рудники приспособлены для анархизма кишащие людьми города. Пшеница торговца растет там, где люди охотно собираются; его труд заключается в том, чтобы доставлять товар человеку; но здесь человек приходит к товару. Переведите торговца на одну милю дальше и ему придется искать по всей стране покупателей. Никому это неизвестно так хорошо, как землевладельцам. На High Street’е и на Low Street’е, через мост и до Jrow Street’a рабочие могут работать в одинаковой степени за одинаковое вознаграждение; но продукт их труда варьируется; и рента варьируется соответственно продукту, Конкуренция понижает доход рабочего и повышает количество рабочих часов; и большой или небольшой остаток, смотря по плодородности почвы и приспособленности положения перепадает как высокая или низкая, но, в конце концов, едва достижимая рента праздному землевладельцу.

Средство Туккера против тунеядного крупного землевладения заключается в том, что он желает сделать арендатора, т. е. действительного работника, собственником. Следствием этого было бы, очевидно, то, что этот арендатор сам мог бы пользоваться своим доходом вместо того, чтобы передавать его землевладельцу. Он был бы тогда во всяком случае (поскольку дело касается его занятия) работником, вместо того, чтобы быть праздношатающимся; но как производитель он получал бы больше продуктов, а как торговец больше покупателей, нежели другие такие же прилежные работники, находящиеся в худшем положении. Таким образом он смог бы скорее начать делать сбережения и прекратить свою активную деятельность гораздо раньше их. Конечно, в тот момент, когда он оставил бы свое занятие, его права собственности должны были бы перейти к его преемнику. Но каким образом община могла бы решить кто должен сделаться этим преемником? Делалось ли бы это по жребию, или же нужно было бы бороться за право стать преемником? Или же разрешалось бы назначать себе самому преемников? В последнем случае он или назначал бы преемником своего сына, или продавал бы свое право назначения за очень большую сумму.

Кроме того, если бы он отказался от своего занятия, он все-таки остался бы владельцем своего дома, что могло бы быть для него, в виду положения этого дома чрезвычайно желательно. Этот дом мог быть построен, например, на Richmond Hill’е, и из его окон мог быть прекрасный вид на долину Темзы. Но в Richmond Hill’е не могут поместиться все те люди, которые охотнее жили бы там, чем в болотах Эссекса. Легко сказать: собственником должен быть тот, кто является фактическим работником; но. спрашивается: кто должен быть этим фактическим работником? Предположим, что это решается по жребию; что может в таком случае остановить выигравшего продать при, свободном обмене и всеобщей конкуренции свою привилегию за ее полную стоимость; Проблемы, подобные этой, индивидуалистический анархизм совершенно не разрешает. Он строит все свои теории на том предположении, что в стране все места одинаково хороши.