Тот покачал головой:

— Я их вижу впервые. Он не любит профессионалов. Предпочитает таких вот футболистов.

Директор швырнул папку на стол, она упала с тяжелым шлепком, а один листок спланировал на пол. Директор с улыбкой поднял его.

— Господа, все пройдет очень быстро и вы сможете разойтись по своим делам. Вы были правы, Бен.

— В чем?

— Люди, укравшие бумаги Донахью, по-прежнему готовы к диалогу. У нас есть шанс спасти ситуацию. Прошлой ночью пришел ответ на наше объявление.

— Прекрасно. И сколько они просят?

— Пять миллионов долларов.

— Они меня разочаровали. Могли бы получить вдвое больше. Но я рад, что с этим будет покончено.

— Да, уж теперь дело не затянется, — кивнул Пайнс.

— Безусловно, придется произвести кое-какую чистку, — произнес директор, — и мы, без сомнения, встретимся снова, когда получим результаты допросов.

— Допросов? Каких еще допросов? — изумился Кирнс.

— Мы надеемся взять хотя бы двоих живыми, — сверкая глазами, пояснил Пайнс.

Портерфилд вздохнул, выразительно закатив глаза. Голдшмидт тихо спросил:

— Вы что, снова собираетесь играть в кошки-мышки?

Директор вытянул вперед обе руки, как будто на них находился невидимый предмет:

— Не просто собираюсь, друзья мои. На этот раз мы их схватим. Прошлой ночью они позвонили Моррисону и назвали цену.

Глаза Портерфилда широко раскрылись.

— Да, — продолжал директор, — именно Джону Ноксу Моррисону. Его имя мелькало в газетах, и они решили, что главный — он. Ему позвонили домой, и звонок был зафиксирован. На сей раз нам известно, где, когда и как состоится встреча, мы подготовимся всерьез.

Кирнс потрясенно постукивал карандашом по столу.