— Это не Джим Кирнс?

— Он, — подтвердил Портерфилд, ощущая глухое раздражение, удивившее его. Ну уж нет, я все-таки дома.

Кирнс вышел из автомобиля, вздымая руку в приветственном жесте.

— Элис, Бен, привет, я тут проезжал мимо и видел, что вы стоите, как славная рекламная парочка.

— Входите в дом, подальше от этой жары, — пригласила Элис уверенным приветливым тоном. — Я как раз собиралась приготовить Бену что-нибудь холодное выпить.

— Отлично. Я с удовольствием выпью его коктейль, а он сам себе сделает еще.

Троица прошла внутрь. Элис немедленно скрылась на кухне, а мужчины молча уселись в гостиной.

— Может, немного мартини, Джим? — предложила вернувшаяся Элис. — Мы ведь давно не виделись.

— Я вижу только два бокала, — сообщил Кирнс, — или вы начали борьбу с дурными привычками Бена?

— Нет-нет, — засмеялась она, — для меня слишком рано, к тому же я бросила кустик в самом разгаре пересадки. Боюсь, он лежит на жаре, изумленный и обиженный, так что я присоединюсь к вам чуточку позже.

Когда тихо закрылась задняя дверь, Кирнс тихо произнес, скосив глаза на ковер:

— Элис — самая грациозная из женщин.

— Она всегда была такой. Так в чем дело?

— Извините за непрошеный визит, но другого способа не было. Я один из тех, кому не стоит маячить в фонде Сейелла. Боюсь, мы снова влипли.

— Что, Пайнс родил очередной план?

— Пока нет. Послушайте, вы так или иначе много лет были связаны с Латинской Америкой. Поэтому я и пришел к вам, никто другой меня не поймет. На данный момент от нашей секции в Латинской Америке находится шестьсот человек — и это только люди Компании, а сколько спецназовцев-стрингеров — не знает никто. За последние четыре дня проверили тридцать семь человек, а за два дня до этого назначили четырнадцать для специальной связи.

— Есть от них какие-нибудь известия?

— Ровно ничего. Эти пятьдесят один передислоцированы из Веракрус в Буэнос-Айрес. Некоторые из тех, за кого мы беспокоимся, в глубоком подполье, но многие занимают должности в посольствах и консульствах, корпорациях, авиалиниях и так далее. Они знают друг о друге, посторонних здесь нет. Некоторых мы даже не проверяли в течение двадцати лет.

— Директор в курсе? — нахмурился Портерфилд.

— Я сказал Пайнсу, но тот заявил, что директору это не важно. Бен, именно так они раздули проблему Донахью. Все началось с самых верхних этажей власти — иначе быть не могло. Нам ничего не говорят, но там, наверху, явно что-то зреет.