Элеонора Рузвельт, супруга и единомышленница 32-го Президента США Франклина Делано Рузвельта
Говорят, что здесь, где холодные воды Лабрадорского течения ныряют под теплый Гольфстрим, одно из самых опасных мест для судоходства на всей планете. Из-за смешения теплых и холодных вод тут часты туманы, а Лабрадорское течение выносит в Атлантический океан айсберги, отколовшиеся от Гренландского ледяного щита. И именно где-то здесь, наткнувшись ночью на один из таких айсбергов, пошел на дно знаменитый «Титаник», ставший на долгие годы синонимом величайшей трагедии на море, унесшей жизни почти полутора тысяч людей. И, несмотря на то, что качки сейчас нет, море абсолютно гладкое (так что с этой стороны наше путешествие больше похоже на туристический круиз), от мыслей о той трагедии мне стало страшно и я подошла к командиру нашего крейсера кэптэну Герберту Райту с вопросом – не угрожает ли и нам опасность наткнуться на айсберг?
«Нет, мэм, – ответил он, – вы можете спать спокойно, нам такая опасность не угрожает. Мы же все-таки боевой крейсер и будем покрепче несчастного «Титаника», а наша команда имеет значительно лучшую подготовку, чем капитан Смит и его подчиненные, совершившие немало глупостей, которые и привели к катастрофе… Кроме всего прочего, у нас есть радар, который даже в полном тумане или темноте подскажет нам, что мы приближаемся к опасности.»
Но я продолжала думать о том ужасном происшествии. И в связи с этим само собой пришло в голову, что спустя всего три года история с «Титаником» была почти перекрыта. Причем отнюдь не трагическим стечением обстоятельств, и не капризом непредсказуемой природы, а примером рукотворной человеческой жестокости, также унесшей множество людских жизней. Военное преступление совершила германская подводная лодка U-20, выпустившая торпеду по пассажирскому судну «Лузитания». Айсбергу было все равно, врежется в него кто-нибудь или нет, и сколько людей при этом погибнет. Но Вальтер Швигер, капитан-лейтенант германского военно-морского флота, совершенно отчетливо видел, что перед ним большой пароход-трансатлантик с множеством гражданских людей на борту – и все равно приказал выпустить по нему торпеду. Такие действия невозможно забыть и невозможно простить, тем более что для германских военных убийства ни в чем не повинного гражданского населения стали своего рода фирменным стилем ведения боевых действий67. А еще мне помнится, каким нападкам подвергался после этого Фрэнки. Гибель «Лузитании» и последовавшие вслед за этим расследования на долгое время стали для него головной болью.
Впрочем, мы сейчас как раз и плывем в далекую Советскую Россию, чтобы установить союз с пришельцами из будущего – той самой силой, которая в кратчайший срок способна прекратить существование отвратительного гитлеровского режима тотальной несвободы. Но для того, чтобы представить себе, какими будут взаимоотношения между нашей Америкой и Россией того мира, у меня катастрофически не хватает информации об этих русских из будущего. Я не знаю, что они любят, а что ненавидят, есть ли у них внутренняя свобода от ханжества и насколько широки они в своих воззрениях? Единственное, что мне о них известно – то, что они яростные патриоты своей страны, готовые идти за нее в бой. И это качество самым понятным образом вызывает во мне чувство величайшего уважения68. Что же касается всего остального, то я решила навести справки у Гарри Гопкинса, который сейчас как раз вышел прогуляться по палубе после сытного обеда.
Я же знаю, что такие длинные сборы в дорогу (целых двенадцать дней) были как раз связаны с подготовкой нашим посольством в Москве этого визита к русским из будущего. В ходе этой длительной и кропотливой работы наши дипломаты должны были выяснить и те вопросы, что интересуют меня в настоящий момент. Ведь без проработки таких деталей возможных взаимоотношений наш визит был бы в принципе невозможен, поскольку нам было бы не о чем разговаривать; а раз мы едем, то значит, нас там ждут. В этом случае Гарри Гопкинс, этот всеобщий проныра, непременно должен знать хотя бы часть нужной мне информации. Пусть он и удовлетворяет мое любопытство.
– Добрый день, мистер Гопкинс, – поприветствовала я верного соратника моего великого мужа, – не правда ли, сегодня отличная погода и наше путешествие протекает просто прекрасно?
– Не могу не согласиться с вами, миссис Рузвельт, – ответил он мне, приподнимая шляпу, – это путешествие в Советскую Россию протекает гораздо приятнее, чем моя прошлая поездка, когда мне больше суток пришлось провести в зубодробительной тряске летающей лодки, доставившей меня из Вашингтона в русский Мурманск. По сравнению с тем полетом это плавание больше похоже на веселую морскую прогулку в уик-энд.
– Мистер Гопкинс, – спросила я, – вы можете хоть что-нибудь рассказать мне о России? Я ни разу там не была, и теперь мучаюсь ужасным любопытством.
– Ну… – ответил он, на мгновение задумавшись, а потом заговорив ровным размеренным голосом: – Россия – это суровая лесистая страна, чем-то напоминающая нашу соседку Канаду. Не если в Канаде люди в основном веселые и приветливые, так как являются потомками эмигрантов из более приятных краев, то русская нация, сформировавшаяся в суровых условиях, к тому же находясь под постоянной угрозой иноземных нашествий, выглядит совершенно по-иному. В основном это мрачные и жесткие люди, на лицах которых вы редко увидите улыбку, потому что они, подобно нашим фермерам, в любой момент готовы взяться за оружие. Только защищать при этом они будут не свой дом, посевы или иную собственность, а свое русское государство, которое у них одно на всех. Иногда в силу некоторых обстоятельств их государство прекращает свое существование из-за ветхости старых идей или нашествия врагов, но жизнь без него кажется им такой ужасной, что они тут же организуют себе новое государство вместо старого и сразу берутся за оружие, чтобы его защищать. И тогда – трепещите, враги. Неважно, кто это будет – польские феодалы, шведский король Карл XII, турецкие янычары, Наполеон Бонапарт или свои собственные сограждане, не желающие понять и принять новое государство – все они будет жестоко биты, после чего выброшены на свалку истории. К настоящему моменту в ничто превратилось некогда заносчивое и богатое польское королевство, Швеция стала третьеразрядной европейской страной, которую не трогают только потому, что она никому не мешает, Турция из больного человека Европы превратилась в мумифицированный неупокоенный труп, Франция из мировой державы выродилась в государство, которое с интервалом в семьдесят лет в сражении один на один было два раза наголову разгромлено германцами. Они разгромили бы французов и в прошлую войну, если бы Россия не открыла бы против Германии второй фронт на востоке. Думаю, что после этой войны настанет очередь Германии впадать в полное ничтожество. Войны с Россией – особенно войны насмерть, до последнего солдата – никому так просто не проходят. Не хотел бы я, чтобы Америка тоже заняла свое место в этой очереди на бесславие.
Я внимательно выслушала Гопкинса, для дальнейшего обдумывания постаравшись запомнить каждое слово, а потом задала ему самый, возможно, главный вопрос:
– Мистер Гопкинс, скажите, а русские из будущего – они такие же, как современные русские большевики или совсем другие?
На этот раз молчание Гопкинса было значительно более длительным, будто он не был уверен, стоит ли вообще говорить на эту тему. Но, в конце концов, пожевав сухими губами, он все-таки выдал мне что-то вроде ответа:
– Знаете, миссис Рузвельт, сам я с русскими из будущего лично не знаком, и поэтому ничего не могу сказать вам от себя. Но работники нашего посольства, которые собирали о них информацию при подготовке этого визита, говорят, что они во многом такие же, как и местные русские, но есть в них что-то и от американцев. К своей советской родне они относятся трепетно, а ко всему остальному миру с легким пренебрежением, иногда переходящим в брезгливое презрение – как, например, к германцам, которые возомнили себя представителями высшей арийской расы господ. В считанные дни разгромив лучшую армию Европы, русские из будущего спустили некогда неудержимых белокурых бестий с небес на землю, будто говоря о том, кто тут настоящий хозяин. Они их даже в плен не берут, чтобы не возиться, а толпами загоняют прямо в руки к большевистским союзникам. Исключение делается только для генералов. Говорят, что у русских из будущего уже имеется неплохая коллекция германских военачальников; и как только они захотят, так начнут их показывать за деньги, как раньше в цирке показывали разных калек и уродов.
Немного помолчав, мистер Гопкинс добавил:
– Тут было такое дело – по приказу своего президента русские предупредили наше посольство в Москве, что седьмого декабря, в воскресенье, японская авиация нанесет уничтожающий удар по нашей базе Перл-Харбор, в ходе которой погибнет множество кораблей и будут убиты тысячи американских моряков. Но при этом они добавили, что наш командующий на Тихом океане адмирал Киммель такой тупой самовлюбленный болван, что не за что не поверит в это предупреждение. Об этой ситуация тут же доложили Фрэнки, и тот немедленно запросил подтверждения у нашей разведки. Та тоже сообщила, что считает начало войны в течение ближайшего месяца неизбежной. И только тогда наш Президент приказал выслать на Гавайи немедленное предупреждение о возможном внезапном нападении и приказ привести флот в боевую готовность. Ответ, который дал ему адмирал Киммель, оказался достойным того, чтобы его занесли в анналы как яркий пример глупого самодовольства: «Не паникуйте, мистер президент, внезапного нападения на Перл-Харбор не будет, это попросту невозможно!». Фрэнки теперь не приложит ума, что ему делать с этим болваном, ведь просто так, без разгрома и поражения, снять его с должности не позволит Конгресс…69
– Погодите, мистер Гопкинс, – спросила я, – вы сказали, что наше посольство было предупреждено по приказу их президента. Что, у них там, в России будущего, не царь, не этот – как его, генсек – а настоящий демократически избранный президент?
Внимательно посмотрев в мою сторону, Гарри Гопкинс тяжело вздохнул.
– А вот это, миссис Рузвельт, – сказал он, – и есть тот вопрос, который можете выяснить только вы и никто другой. Быть может, в структуре русского общества и произошли какие-то фундаментальные изменения, а быть может, пост президента служит лишь для того, чтобы усовершенствовать управление советской системой и привести ее как можно ближе к авторитарному образцу. Ведь по сути правящий русскими сейчас мистер Сталин – это своего рода красный царь, а официально он не больше чем первый среди равных, и возни с их Центральным Комитетом Большевистской Партии у него не меньше, чем у нашего Президента с Конгрессом. Миссис Рузвельт, поймите – Фрэнки для того и послал вас вместе с нами, чтобы, пока мы с Джесси Джонсом прорабатываем политические и торговые соглашения, вы постарались разгадать социальную структуру их общества и дать нам заключение о том, насколько эти люди склонны выполнять подписанные с ними договора. И самое главное – не будем ли мы с ними в одних и тех же словах видеть прямо противоположный смысл?
Гопкинс, видя, что я больше не намерена задавать вопросы, оставил меня и пошел заниматься своими делами. Я в задумчивости смотрела на бескрайнюю гладь океана. Созерцание морских далей весьма способствует мыслительному процессу – ощущение простора и свободы очень часто наводит на правильные выводы.