— Нет, — я машу головой. — Теперь хочу посмотреть.

— Пойдете, — приглашает он следовать меня за собой.

И ведет. Иду я за ним по запутанной сети из длинных и мрачных коридоров да узких и низких ходов. Пока не оказываемся мы в старом крыле, мне незнакомом.

Дарий отворяет тяжелую дверь. Пыль щекочет мне нос, и я отвернувшись громко чихаю.

Первое, что вижу я, — это искусный витраж, закрывающий собой всю высокую стену. На нем вижу я волчицу. Ее яркие глаза изнутри подсвечены льющимся светом полной луны. И выглядит она спокойной, расслабленной, но все же готовой показать свою силу.

А ее шерсть темна, но не так черна, как моя. У мощных лап растет колючий чертополох с крупными корзинами пушистых соцветий.

— Красиво, да? — с какой-то странной гордостью Дарий говорит мне. — Жаль, никого здесь не бывает. А я любуюсь каждый раз, как захожу. И глаза ведь такие у зверя синие… Вечно бы в них смотрел.

Я подхожу вплотную и провожу по стеклу руками, стираю с него осевшую серебристо-серую пыль. Смотрю на свои грязные пальцы, на появившийся темный ободок под отросшими и длинными ногтями.

Как горько. Ведь этот прекрасный витраж годами был похоронен под слоем напавшей губительной пыли.

— Говорят, такие серо-бурые волки в Вилленском княжестве водятся, — бормочет Дарий.

В Айсбенге таких уж точно не найти…

— Узнать бы, что за мастер делал этот витраж, — с грустью, мечтательно произносит айвинец.

— Так вы не знаете… — с сожалением почему-то я говорю.

— Искусник свой знак оставил. Видите? Рядом с вами, внизу… Мне только он незнаком.

А вот я его повидала достаточно. Встречала в ледяном Айсбенге на острых скалах, на бездушных холодных камнях. Была нарисована на них древняя метка, и поныне пахшая железной кровью, могущества которой истинного не знает никто.

И видела я знак, лежащий шрамом, на сильном теле Таррума. Старый рубец, от которого колдовством рьяно веет.

А теперь здесь. Витраж. Библиотека. Волки…

— В эту библиотеку, кроме норта, никто уж теперь не захаживает, — рассказывает Дарий. — А он весь в войне погряз, не до книжек ему.

Я отрываю свой внимательный взор от искусной картины, сотворенной из тонких осколков стекла. Повсюду от меня стоят высокие стеллажи, заполненные рядами старых и пыльных книг. На их корешках выведены чудные буквы незнакомых мне таинственных языков.

Но витраж по-прежнему манит меня. Зачаровывает, влечет…