— Э-э, да, иду! — Такие слова вроде как заставляют меня смеяться. Потому что я практически кончаю
Я поднимаю Вуки и открываю дверь ванной. Я почти боюсь встретиться с ним взглядом, опасаясь, что сгорю раньше, чем подойду к нему. Бросив Вука на одеяло, я проскальзываю между простынями, сначала задом, но не раньше, чем украдкой смотрю на Снэка. Он визуально отслеживает каждое мое движение.
Как только я оказываюсь в постели, меня мгновенно тянет назад в объятия Снэк.
— Ты замерзла. — Снэк пыхтит мне в волосы возле уха.
— А ты — нет. — Я сглатываю. Даже не так. Снэк теплый, даже горячий. Его руки обнимают меня за талию, движутся вверх и касаются нижней части моей груди. Я выгибаю спину от ощущения, которое вызывает его прикосновение.
Мои соски напрягаются и твердеют почти болезненно. Он обхватывает мою грудь своими большими теплыми руками. Его большие пальцы восхитительно скользят по моим возбужденным соскам, вызывая еще большее бурлящее желание в моей груди.
Потянувшись назад, я провожу рукой вниз по изгибу задницы Снэка и по верхней части его бедра. Схватив его, я призываю его перекинуть через меня ноги и при этом с радостным удивлением ощущаю его твердую эрекцию в нижней части спины.
— Это нормально? — Его горячее дыхание обжигает мне ухо.
Я хочу сказать: «Более чем нормально». Но отвечаю, поворачиваясь к нему лицом и протягивая руку, чтобы взять его восхитительно неряшливую линию подбородка в свои руки.
— Это ты скажи. Я не хочу делать ничего такого, о чем мы будем сожалеть.
— Я знаю, думал о том же самом, но просто хочу снова что-то почувствовать. Что-то другое, кроме печали. Ладно?
Я открываю рот, чтобы ответить, но, очевидно, мои глаза уже все сказали.
Он целует меня. Это не сладкие, нежные поцелуи. Я чувствую отчаянное желание. Мы жадно пожираем губы и языки друг друга. Мы покусываем, лижем и кусаем, как будто никогда не пробовали никого раньше. Я помню, как целовала его в прошлом, но не с такой яростью — с таким уровнем потребности. Наши тела имитируют наши рты; мы не можем насытиться друг другом. Руки Снэка в моих волосах, потом бегут вниз по рукам, потом снова по груди. Я прижимаюсь к его значительной твердости медленными, скользящими толчками. Снэк наклоняет голову и посасывает кожу моего плеча. Я откидываю голову назад, чтобы дать ему больше доступа, и, когда это делаю, он оставляет мою ключицу, оттягивая бретельки моей майки вниз и обнажая мою грудь, чтобы поднести свой горячий, влажный рот к одному из моих сосков. Напевая, он глубоко втягивает его, обводя языком. Мой клитор пульсирует в ответ, и наши медленные толчки ускоряются до ритмичного покачивания. Ткань моих мальчишеских шорт и его боксерских трусов в сочетании усиливают уровень трения. Я просовываю руку в его боксеры и поглаживаю мягкую упругость головки его члена кончиками пальцев. Снэк стонет и толкается в мою руку.
Сквозь наш туман похоти Вуки начинает прыгать в ногах кровати и отчаянно лаять. Шум внизу становится громче, когда мы слышим, как кто-то ходит по кафе.
— Папа! — Ребенок кричит наверху по лестнице. Вот дерьмо! Это Фифи! Она открывает дверь и ищет своего папу. Это значит, что Эйден и, возможно, Гил и Колетт тоже там, внизу. Никогда не думала запирать дверь.
Мы со Снэком замираем. Мы остановились. Моя рука на его члене. Его рот на моей груди. Мы отстраняемся, смотрим друг на друга широко раскрытыми глазами и начинаем заговорщически смеяться. Снэк закрывает мне рот рукой, и из моего носа вырывается фырканье.
Снэк кричит из-за его плеча умоляющим певучим голосом.
— Эй, Фифи, папа еще не одет. Оставайся внизу, с бабушкой. Хорошо?
— Хорошо, папочка! — кричит она, и дверь закрывается.
Я глубоко вздыхаю и стону от разочарования. Если бы Фифи не помешала, Снэк уже был бы глубоко внутри меня.