- Мне двадцать четыре.

- А выглядишь на шестнадцать.

- Я его очень люблю.

- Посмотрим, - смягчается Макс.

***

На следующий день я приезжаю пораньше, чтобы помочь Платону с завтраком. Они с Егором чувствуют себя значительно лучше — спасибо хорошим комбинезонам, пострадали не так сильно, как могли бы. Все еще под обезболивающими, потому слегка заторможенные.

Медленные. И от того забавные.

Егор молча черпает ложкой безвкусную кашу. Вяло жует и глаза закатывает, когда мы с Платоном флиртуем. Я кормлю его с ложки, он слегка смущается, от того, что находится в столь беззащитном состоянии. А я умиляюсь. Он злится, я звонко хохочу.

- Может, мне выйти? - делано вздыхает Егор.

- А ты можешь? - заинтересованно уточняет Платон.

Егор качает головой, опускает глаза.

- Прости, - говорю я быстро. - Не хочу дразнить тебя.

- Любовь прошла, завяли помидоры, - тянет Егор. - Веселитесь, меня отпустило.

- Серьезно? - изгибает Платон бровь.

- Я еще до гонки хотел сказать, но не нашел минуты. И еще... кажется, я на кое-кого запал.

- Да ладно? - мы синхронно поворачиваемся к нему.

- Мы переписываемся, - говорит, показывая мобильник. - Не знаю правда, что там на лице будет после того, как повязки снимут. Если не совсем стрем, то...

Договорить он не успевает, потому что дверь открывается. На пороге - Людмила Михайловна.

Она окидывает помещение быстрым взглядом и хватается за сердце. Выглядит ужасно — лицо серое, волосы взлохмаченные. Контраст с нашей уютной, хохочущей троицей колоссальный. Воздух будто гуще становится, а свет — скуднее.

- Мам, привет! Я же просил не прилетать, - морщится Платон немедленно. - Послезавтра меня выпишут.