Широкие плечи его подались вперед, руки были слегка оттопырены, так выходят на ковер борцы. И пожал он Линяеву ладонь по-борцовски — обеими руками. Одной сдавил пальцы соперника, второй проверил: крепки ли его бицепсы. И Линяев вспомнил, что говаривали о Федосове, будто он в молодости и впрямь занимался борьбой, лихо бил чечетку и тем самым будто бы произвел впечатление на тогдашнего руководителя области, тот будто бы сказал: «Говорите, у вашей молодежи нет истинного лидера, так вот вожак, способный увлечь парней и девчат огненной пляской и личным примером в спорте. Принимайте!» Но Федосову увлечь молодежь не удалось, в жизни для этого требовалось другое, но стереотип был мощен, как тепловоз, потащил дальше от станции к станции…
— Как отдохнули? — поинтересовался Федосов, возвращаясь за стол.
— Прекрасно! — ответил Линяев.
— Тогда приступим к делу! Да вы присаживайтесь. Разговор у нас будет долгим и серьезным, — предупредил главный редактор. — Юрий Степанович, я задержал работу над передачей до вашего возвращения, — сказал он, положив кулак на лежавшую перед ним рукопись, словно пригвоздил к столу.
— Какую именно? — обескураженно спросил Линяев, перед отъездом он оставил задел из трех передач, в которых был совершенно уверен.
— «Поэты о любви», — прочитал Федосов заголовок.
Господи, ее-то Линяев и вовсе не брал в расчет, московская кинопленка и связующий дикторский текст, — вот и вся забота. Не сценарий — одно только слово.
— Что же вас в ней не устроило? Немудреная передача, — Линяев не скрывал своего удивления.
— Вот-вот! Из-за такого облегченного отношения к передаче вы, Юрий Степанович, и допустили серьезный идейный просчет! — торжественно обвинил Федосов, точно схватил за руку карманника.
— Не понимаю, — искренне признался Линяев. — Стихи о любви.
— О любви, — охотно согласился Федосов. — Но вы эту важную тему свели к отношениям полов. Сузили важный вопрос. А где любовь к Родине? К народу?
— Разумеется, глагол «любить» имеет широкое толкование, — растерялся Линяев. — Есть и любовь к матери. И даже к гастрономии тоже любовь. Скажем, к макаронам по-флотски. Но это из области лингвистики. У нас речь о другом. Именно об отношении полов! Так и была задумана передача. Изначально! А то, о чем говорите вы, совершенно иная тема.
— Тема одна! Только вы избрали легкий путь, — возразил Федосов и протянул сценарий. — Теперь исправляйте ошибку. Возьмите Маяковского и… так далее. И еще. Название у передачи уж больно неопределенное: «Поэты о любви». О какой любви? Давайте скажем со всей прямотой: «Поэты о любви к Родине».
— А как же лирические стихи?
— А их убрать!
— Но, может, мы сделаем две передачи? Одну патриотическую? Второй останется эта, сугубо о любви? — предложил Линяев, все еще пытаясь спасти готовую передачу.
— Не будем раздувать программу… Или у вас к этой… «сугубо…» повышенный интерес? Вижу по глазам: я прав! — будто бы пошутил Федосов, а сам был заметно доволен: уличил его и тут.
— Я — схимник, — скромно признался Линяев. — Скажу по секрету: передача готовилась по неофициальной просьбе. К дню рождения Натальи Николаевны. Как известно, она очень любит лирику. Ну и мне… намекнули. Понимаете? Это был бы наш подарок. Как бы. Понимаете? Надеюсь, вы догадались, кого я имею в виду?
Натальей Николаевной, по его сведениям, звали жену председателя облисполкома. Однажды Линяев видел эту почтенную даму на вечере местных поэтов, что и подвинуло его на дерзкую, но святую ложь.
— Что же вы меня не поставили в известность? Перед вашим отъездом? — занервничал Федосов.