— Ваш приятель — забавный человек.

Она протянула ладошку.

— Наш новый литработник, — неохотно пояснил Мыловаров. — А он из студии телевидения. Так сказать, редактор художественных передач — Линяев.

— Юрий Степанович, — добавил Линяев, пожав ее руку, и весело поглядел на поскучневшего Мыловарова.

Затем последовала пауза. Линяев и Алина Васильевна хитровато, исподтишка поглядывали друг на друга. Мыловаров собирался с мыслями. Ему, соединяющему звену, предстояло завязать непринужденный светский разговор.

— Линяев напялил блестящий мундир остряка сравнительно недавно, — начал Мыловаров. — Произошло мощное извержение, с громом и пламенем, как и подобает, и с тех пор из Линяева бьет тугой фонтан остроумия. Какие силы пробили в нем мрачную, бесплодную породу? Неизвестно. С чем связано их пробуждение? Геологическая загадка. Порой я, профессиональный юморист, чувствую себя беспомощной мошкой в присутствии той проснувшейся стихии.

«Это случилось в тот день, когда я объявил «ему» войну, — подумал Линяев. — У меня тогда тряслись ноги от слабости, гудела голова от боли, пылали от жара суставы, а я день таскался по знакомым и натужно острил. В пику «ему».

— Это бывает, — согласилась Алина Васильевна. — Ходит себе человек, и вдруг в нем просыпается дар. Так и в Юрии Степановиче проснулся дар. Дремал, дремал…

— Что угодно, только не дар, — медленно, с нажимом сказал Линяев, и те, оба, поняли: он не желает, чтоб говорили о нем.

Они оба вскинули на него глаза. Мыловаров испуганно, и женщина с испугом, только еще с примесью изумления.

Остаток дня пропал. Он хотел забыть о «нем» — и не вышло. И этим двоим испортил настроение. Женщина, видно, решила, что он — чудак. Ведь женская логика прямолинейна. Вроде тяжелого танка: прет напролом, игнорируя проложенные человечеством дороги. Лишь бы скорее добраться до цели. Впрочем, это его личное мнение.

Мыловарову и женщине подали борщ. Линяев заказал бифштекс и черный кофе.

Мыловаров глубоко вдохнул запах борща. Глаза его блеснули. Он удовлетворенно пробормотал:

— А вечером буду ужинать, — и добавил: — Эскимос съедает четырнадцать килограммов мяса в один присест. Только подумать! Еда — источник жизни, а сейчас много пишут о смерти, — сообщил он после пятой-шестой ложки.

— Живые не имеют права писать о смерти, — сказал Линяев.

— Кто же имеет право?

— Те, кто умер.

— Позволь, они мертвые.

— А мы, живые, не имеем права. Мы не знаем полную меру этого несчастья.

— Хочешь сказать… Не испытали на собственной шкуре. Старая сказка. Писатель способен додумать, сфантазировать…