Конечно, выше Звезды Героя Советского Союза не могло быть ничего. Мы это прекрасно понимали и безоговорочно признавали лидерство в этом вопросе двух мальчишек, чьи отцы были Героями. Но вот между самими счастливцами шла тихая упорная борьба за то, какая же из этих двух звезд имеет больший вес и значение. И вот однажды неожиданно для всех один из них победил. «Твой отец – Герой Советского Со ю – за?» – спросил он у своего соперника. «Да, Герой!» – гордо ответил тот. «Просто Герой?» – не унимался первый. «А какой же еще?» В голосе второго звучала обида за отца. Он чувствовал какой-то подвох, но не знал, с какой стороны ждать удара. «Я так и знал! – злорадно заявил его соперник. – Твой отец «просто Герой», а мой – «Главный Герой Советского Союза!..» Крыть такое заявление было попросту нечем!..

А цирк?! Когда мама приходила домой и с загадочной улыбкой сообщала, что купила билеты в цирк, жизнь моментально наполнялась новым высоким смыслом и труднопереносимым ожиданием. Как правило, билеты покупались заранее, и приходилось две-три недели мучительно ждать, когда же наконец наступит этот благословенный день и наш поход на Цветной бульвар состоится. Но однажды утром я просыпался с ощущением настоящего счастья!.. Послушно чистил зубы, мгновенно съедал ненавистную манную кашу, безропотно надевал противные короткие штанишки с дурацкими лямками, девчоночью белую рубашку с кружевными манжетами и таким же воротничком, безмолвно позволял завязать «уши» на меховой заячьей шапке и замотать шею колючим шарфом, соглашался натянуть на валенки блестящие гадкие калоши, и мы – наконец-то! – выходили из дому. Я злился оттого, что мои любимые темно-синие шаровары и замечательная рубашка в красно-синюю клеточку остались дома в шкафу, что в своей заячьей шубке я более походил на торговку с Крестовского рынка, чем на достойного представителя сильной половины человечества, но поход в цирк заставлял, сцепив зубы, терпеть все эти надругательства над личностью ради грядущего счастья.

Какой необыкновенный запах стоял в старом цирке на Цветном бульваре!..

Пахло конюшней, сырыми опилками, сеном и противными дамскими духами «Кремль»!..

Как я ненавидел этот приторный сладковатый запах, но и… любил. Да, представьте себе – любил!.. Дело в том, что парфюмеры фабрики «Красная заря» поместили эти духи в стеклянный флакон, который являл собой почти настоящую кремлевскую башню. Причем выпускалась эта продукция в двух видах: духи в маленькой башне, одеколон – в большой. Представляете, какой это роскошный материал для детских игр при таком страшном дефиците нормальных игрушек в послевоенное время?! Ведь из этих парфюмерных башен можно было построить самый настоящий Кремль!.. Духи пользовались достаточной популярностью у многих советских женщин, в том числе и у некоторых наших матерей, и мы с вожделением ждали момент, когда же наконец башни опустеют и станут нашей законной собственностью. Безусловно, всякая нормальная женщина пользуется духами достаточно долго, и, сколько ни отливай понемногу в унитаз противно пахнущую жидкость, содержимое пузырька может иссякнуть не так скоро, как того хотелось бы. Может пройти и год, и два, прежде чем кремлевская башня станет твоей. Но все же нашей мальчишеской компании удалось скопить шесть таких флаконов, и мы время от времени собирались вместе и играли в «Кремль».

Из деревянных кубиков строили стены. Оловянные солдатики были и охраной, и членами правительства, и диверсантами, которые пытались пробраться за кремлевские стены, чтобы убить дорогого товарища Сталина. Естественно, им никогда это не удавалось, потому что в самый критический момент в Кремль врывалась оловянная конница Буденного и уничтожала диверсантов всех до единого. Жестоко и беспощадно!

Лично у меня было две стеклянные башни. Одну подарила мне соседка по квартире, а вторую я выпросил у мамы. Правда, добыл я ее с большим риском быть сурово наказанным. Мама очень удивлялась тому, как быстро убывают ее духи, и подозревала, что наша домработница Валя тайком от нее пользуется хозяйской парфюмерией. Но уличить Валю в воровстве было невозможно, потому что от нашей домработницы могло пахнуть чем угодно: свежестираным бельем, готовкой, чесноком, который в качестве профилактики она применяла от всех болезней, чем вызывала глухое недовольство нашей соседки Надежды Михайловны: «Опять, Валя, вы чеснок ели?!» – «А как же?! Это я на случай, чтобы не заболеть». Короче, чем угодно, только не «кремлевской» парфюмерией. Мое же участие в таинственном испарении духов так и осталось нераскрытым.

Но это был всего лишь счастливый случай. В остальном все мои «преступления» становились известны маме, и всякий раз я нес заслуженное наказание. Так случилось и в тот раз, когда я начал красть у мамы папиросы. Как я уже говорил, сын соседки Надежды Михайловны Володя был значительно старше меня и в силу этого являлся для меня непререкаемым авторитетом. Он пробовал курить, но денег, чтобы покупать папиросы, у него не было, а подбирать брошенные окурки, согласитесь, дело достаточно унизительное. Поэтому Володя приказал мне, чтобы я каждый день приносил ему как минимум две папироски. Моя мама закурила во время войны и никак не могла избавиться от этой вредной, как она говорила, привычки. Папироски ее были короткие, и дым от них пах препротивно, и было удивительно, почему курение доставляет взрослым такое удовольствие? К тому же назывались они как-то странно – «Пушка». Но это уже не имело значения. Приказ есть приказ, и я с душевным трепетом принялся его выполнять. На третий или четвертый раз я был схвачен мамой за руку, как говорится, на месте преступления и сурово наказан. Во-первых, я был поставлен в угол на целых полчаса. А во-вторых, мама отдала купленные накануне билеты в цирк соседке с третьего этажа, у которой была противная пятилетняя дочка, звали так же противно – Элеонора. Отец ее погиб в самом конце войны, поэтому мама очень жалела сиротку, а тут так кстати подвернулся удобный случай наказать меня.

Или история с яблоками. Первые месяцы своей жизни мой брат Боря непрерывно болел. Врачи появлялись у нас дома один за другим, но легче братишке от этого не становилось. И вдруг!.. Соседка по подъезду – пожилая, как мне тогда казалось, женщина с усталым лицом и очень добрыми глазами, прописала ему порошки и ванночки с какими-то травками, и, представьте себе, Боря стал здороветь прямо на глазах. У этой «врачихи» тоже был маленький ребенок, и тогда мама, желая отблагодарить «спасительницу» ее сына, купила на Крестовском рынке три огромных и очень красивых яблока. Они пахли так вкусно, что даже бумажный пакет, в который они были завернуты, не мог скрыть этот волшебный запах. Дело было зимой, поэтому свежие яблоки в эту пору были огромной редкостью. Отнести подарок «врачихе» должен был я. Хитрая мама решила, что ребенку «спасительница» не сможет отказать и примет подарок. Сопровождать меня вызвался Володя и, когда мы с ним вышли на лестничную клетку, предложил:

«А давай поступим по справедливости». – «То есть как?» – удивился я. «У врачихи один ребенок?» – «Один». – «Значит, яблоки делим поровну. Ему один, и нам с тобой тоже по одному». Предложение Володьки показалось мне разумным, и мы тут же, прямо на лестнице, съели по яблоку. «Ну что? Отдал яблоки?» – спросила мама, когда я вернулся домой. «Конечно, отдал, – гордо ответил я. – Только, знаешь, она страшно удивилась, когда в пакет заглянула». Ну кто меня тянул за язык сообщать подробности передачи злосчастных фруктов?.. Мама сразу заподозрила неладное, позвонила «врачихе», мой обман раскрылся, и я не могу вам передать, как негодовала и бушевала моя обычно тихая и спокойная мама.

В детстве я любил сочинять всякие фантастические истории. Одна из самых знаменитых в нашей семье была история «про корову с голубым шерстем». Подробности жизни несчастной коровы я сейчас уже не помню, но в памяти живо возникает картина, как гости, приходя к нам домой, всякий раз просили рассказать, а что же с этой необыкновенной коровой приключилось в дальнейшем. Меня ставили на стул, и я, держась за его спинку, начинал фантазировать!.. Гости умилялись, мама спокойно накрывала на стол, а я был счастлив всеобщим вниманием к собственной персоне. Тщеславие проявилось у мальчика Сережи в довольно раннем возрасте. Наверное, поэтому я выбрал в жизни для себя актерское поприще, а вот сейчас, на старости лет, как говорится, взялся за перо. Виной тому необузданное воображение.

Но вот в чем я действительно имел неоспоримое преимущество перед остальными пацанами, так это в игре в «фантики». Нынешняя ребятня, по-моему, даже не представляет себе, что это такое, а в моем раннем детстве «фантики» были одной из наших самых главных игр. Заключалась она в следующем: конфетную обертку надо было сложить таким образом, чтобы из нее получился прямоугольник, но лучше – квадрат, и чем тоньше будет этот свернутый фантик, тем лучше. Затем по очереди все играющие укладывали его на ладонь у самого запястья и ударом пальцев о край стола посылали этот квадратик на «игровое поле», то бишь на стол. Задача состояла в том, чтобы накрыть сверху любой другой фантик, который, если это происходило, считался отныне твоим. Если же ты своим ударом попадал под чей-либо фантик, ты забирал в собственность все, что находилось в это время на столе. Такой удар был возможен не только потому, что игрок обладал высоким «мастерством», но, что греха таить, подобный успех главным образом зависел от самого «спортивного снаряда». Большие бумажные фантики из-под «Мишки на Севере» или «Кара-Кум» использовались нами в игре лишь в том случае, если в одном месте стола скапливалось достаточно много фантиков, и эти гиганты могли накрыть сразу несколько штук. Главным оружием признанных «мастеров», каковым, несомненно, являлся Сережка из пятьдесят второй квартиры, считались обертки из-под карамели или тянучек. Они были намного тоньше бумажных, и мама по моей просьбе даже разглаживала их утюгом, чтобы придать им необыкновенную тоньшину. Такие квадратики получались порой острее бритвы и при удачном ударе могли принести своему владельцу окончательную победу. А у меня был не один, а добрый десяток таких фантиков.

В то время моя тетушка уже работала в Риге и часто с оказией присылала нам сладкие посылки. Я из-за своего диатеза наслаждаться ее дарами не мог, зато все фантики от присланных конфет попадали в мою собственность. Удивительно, но даже такая страшная война, какой была Вторая мировая, не смогла разрушить до конца кондитерскую промышленность Латвии: в Риге, как и до войны, продолжали работать две фабрики. Одна из них – «Laima» – была более известна и выпускала шоколадную продукцию, другая – «Uzvara» – была знаменита своими карамельками. «Золотой ключик», «Барбарис», «Gotina» (что значит «Коровка») не переводились в моей коллекции фантиков, чему страшно завидовало все пацанское население нашего двора. Этим обстоятельством и объясняются мои успехи в азартной фантиковой (или фантичной) игре.

В 1944 году Илечка вдруг исчезла из Москвы. Даже мама не знала, куда она подевалась. Только после окончания войны выяснилось, что ее вызвали в ЦК ВКП(б). На Старой площади в конференц-зале, как она потом рассказывала, из всех, даже самых отдаленных уголков Советского Союза собрали латышей – членов партии. Все они получили от руководства страны задание: восстановить в Латвии советскую власть. Таким образом, Илечка вошла в освобожденную от фашистов Ригу одной из первых.

Немцы покидали город в страшной спешке. Поэтому в квартире № 14 по улице Тербатас, которую Илечка получила по разнарядке, царил страшный беспорядок: постель не убрана, на стуле висел офицерский френч, на столе – остатки еды. Когда летом сорок пятого мы с мамой приехали в Ригу, было жутко интересно копаться во всяком хламе, который лежал в комнате для прислуги и которую бывший квартирант превратил в свалку ненужных вещей. Там было столько интересного! Помимо кипы немецких газет и журналов, металлические коробки самого разного калибра из-под конфет и печенья, почтовые открытки с видами каких-то курортов и даже, неведомо как попавшие сюда, две новенькие детские книжки с красочными картинками. Но вершиной моих раскопок явился ночной горшок, сделанный из… серого мрамора. Он был столь же красив, сколь и неподъемен. Я, например, мог только возить его на веревке, и даже мама с колоссальным трудом отрывала его от пола. Куда он делся – неизвестно, но помню, я очень упрашивал Илечку подарить мне этот горшок, чтобы отвезти в Москву. Наверное, только у римских императоров стояли под кроватями мраморные горшки, и я мог бы стать прямым продолжателем этой славной традиции. Но почему-то невинная просьба четырехлетнего малыша вызвала страшный тетушкин гнев, и мне было категорически отказано. Взрослые, мягко говоря, не очень любили все, что было связано с немцами, поэтому, наверное, даже ночные горшки фашистов вызывали у них жуткую ненависть.

Обиднее всего было то, что она не позволила мне взять немецкие кресты, которые остались на офицерском френче. Тетушка моя была истинной патриоткой и посчитала такой поступок самым настоящим предательством. А я чуть не плакал от обиды, представляя, какой эффект произвели бы эти ордена у нас во дворе в Капельском переулке. Может, и мраморный горшок в ее глазах являл собой идеологическую диверсию. Как знать?! Единственное, что мне удалось вымолить у непреклонной большевички, это детские книжки на немецком языке – очень уж красивыми были в них картинки.