Лейфаэн усмехнулся, припомнив, какое решение предлагал старик.

Раз мельтрузиане не в силах противостоять гнёту пережитых лет самостоятельно, надо воспользоваться ашурами, которые способны жить до полутора тысяч лет.

Многие мельтрузиане пришли к схожим выводам. Оттого последнего ашура поймали лет пятьдесят назад. Но и эксперименты над заклятыми врагами не приблизили сородичей к исцелению.

И вот результат — запертые на Эксдилике, скованные плотью, они медленно сходили с ума, пытаясь нащупать спасение. Солярные церкви прикрывали их выходки и сваливали вину на происки недобитых приспешников Милиам; остатки дипломатического чутья призывали мельтрузиан не настраивать на себя весь мир… Но какому почитателю тьмы взбрело бы в голову вызвать дождь из лягушек в центре города?

От распада мозговых тканей страдал и Лейфаэн. Вспышки агрессии были лишь мелочью на фоне приступов безумия, которые случались всё чаще и чаще. Они усиливались, если он долгое время смотрел на мир Истинным Зрением, проникая в его изнанку, сплетённую из нитей грядущего и минувшего. Порой Лейфаэн забывал о том, кто он такой, и видел себя со стороны — жалкая мясная кукла, в которой был заключён могучий дух.

Это и навело его на мысль.

Зачем гнаться за телом, когда ответ кроется в душе?

В мельтрузианских хрониках упоминалась необъятная чёрная пустота, заполнившая вселенную. Она была столь огромна, что ни одно смертное создание никогда не преодолело бы и малой её доли пешком. Предки Лейфаэна, спасаясь от некой угрозы, создали огромный корабль для путешествия в пустоте. В летописях его упорно именовали ковчегом. Но даже с ним странствие к Эксдилике заняло сотню поколений. За это время мельтрузиане утратили невообразимое количество технологий.

Но какой смысл в технологиях, если любой, самый захудалый бог, в состоянии покорить безбрежные просторы меж звёздами за считанные мгновения? Чего стоит прогресс, если он ведёт вширь, а не вверх?

Избавиться от божественного проклятия можно. Достаточно самому стать богом.

Обретя невероятные силы, мельтрузиане вознеслись на самый верх смертной иерархии — и быстро утратили вкус к жизни. Им наскучили глупые игры, в которые играли люди и номмы, фелины и канины. Они переросли Эксдилику, — но были по-прежнему вынуждены влачить на ней своё существование. Они застряли между мирами: уже не простые смертные, но ещё не боги или даже природные духи.

Лейфаэну нравилось думать о смертных расах как о младенцах, безмятежно посапывающих в колыбели. Но мельтрузиане стали чересчур велики для колыбели, и они устремились прочь из неё, — лишь для того, чтобы обнаружить, что пелёнки никуда не делись и всё ещё удерживают их на месте.

Миссия Лейфаэна заключалась в обретении истинной божественности. Он верил, что отыщет способ скинуть путы материи и шагнуть на следующую ступень бытия.

Встреча с Иламидрис поспособствует достижению этой благой цели.

Машинально Лейфаэн покрутил нилис на безымянном пальце. Мать подарила его на совершеннолетие; её улыбка отложилась в памяти яркой праздничной вспышкой.

Будущее уже наступило, гласила гравировка.

Тогда и впрямь казалось, что будущее наступило. И кольцо должно было показать это. Его создали, совместив мельтрузианские технологии и новообретённые магические силы.

Один из первых образцов — символ нового миропорядка.

Уже позже они осознали, что будущее застыло в полушаге от них. Обманчиво-близкое, издевательски-далёкое.

С тех пор всё пошло под откос.