— Вот это Жаклин Дю Пре.
Сальвадор потянулся, чтобы взять фотографию и рассмотреть ее, но музыкант отвел руку, и инспектору стало понятно, что он может только смотреть.
— Простите, мне стоило больших трудов достать эту фотографию.
Поняв, что полицейский не в обиде, он поднес фотографию ближе, и Сальвадор смог рассмотреть изображение во всех подробностях. Что больше всего привлекло его внимание, так это невероятная сексуальность, которую излучала эта фигура. Джеки Дю Пре сидела поставив виолончель между ног, которые были широко расставлены, словно она отдавала свое тело и душу юному любовнику, пылкому и ненасытному; а так как она была одета в цветастую мини-юбку, вызывавшую в памяти эстетику шестидесятых, можно было насладиться видом щедро открытых тугих округлых бедер. Фотограф поймал момент, когда она откинула голову, глаза были закрыты, выражение отсутствующее, и ветер раздувал ее густые рыжие волосы, как на рекламе кондиционера для волос. Эта деталь усиливала ощущение, что ты стал свидетелем чего-то очень интимного, какого-то подлинного музыкального оргазма.
Сальвадор хотел что-то сказать, но только невольно сглотнул слюну. Рескальо улыбнулся, довольный впечатлением, которое фотография произвела на полицейского, и убрал ее в футляр, поместив рядом с фотографией Ане. Потом сказал:
— Зубин Мета, великий дирижер, сравнил ее с дикой кобылой, которая скачет по холмам юга Англии. Ане сейчас было столько же лет, сколько Джеки, когда та ощутила первые симптомы заболевания.
Улыбчивый ангел, как ее называли, Дю Пре, в двадцать шесть лет уже достигшая, как Ане Ларрасабаль, вершины своей карьеры, ощутила в этом возрасте первые симптомы заболевания, которое поражает центральную нервную систему и относится к аутоиммунным заболеваниям, при которых собственная защитная система выходит из строя и обращается против определенных зон организма, считая их источником опасности. В случае Дю Пре частью тела, атакованной собственной иммунной системой, были нервные клетки, которые, помимо мыслительного процесса, обеспечивают мышечный контроль организма.
— Ане и Джеки были родственные души, инспектор, — произнес Рескальо, заметно волнуясь. — Эти мятежные порывы, отсутствие предубеждений во всем, не только в музыке, но и в человеческих отношениях, это чувство стиля, которое можно назвать… — Рескальо поискал нужное слово, — врожденным. Врожденным, свободным и индивидуальным. Многие музыканты, включая замечательных исполнителей, считали Ане безумной, не в силах ее понять; ее глубокая музыкальность, далеко отстоящая от традиционных и буквальных интерпретаций партитуры, была для них совершенно неприемлема. Действительно, в них обеих ощущалась эта раскаленная магма, которая время от времени пробивалась наружу. Но, как говорил сэр Джон Барбиролли, легендарный английский дирижер, если ты не переходишь границы в юности, что от тебя останется, когда ты постареешь? Мы никогда этого не узнаем, потому что, к несчастью, Ане…
Рескальо не закончил фразу, потому что воспоминания о только что погибшей невесте заставили его зарыдать. Он пытался сдержать слезы, но, увидев, что полицейский протягивает ему платок, оставил эти попытки.
Придя в себя, Рескальо горько улыбнулся человеку, ставшему свидетелем его слабости, и спросил:
— У вас есть хоть какие-то подозрения относительно того, кто это мог сделать? Обнаружен ли какой-нибудь след скрипки?
— Расследование только началось, но уверяю вас, что преступник попадет в руки правосудия, а скрипка вашей невесты будет найдена.
Инспектор сделал паузу, прочищая горло, чтобы собеседнику стало понятно, что, к сожалению, настал момент перейти к самой деликатной части беседы и заслушать его показания.
12
— Сеньор Рескальо, — начал инспектор Сальвадор, пытаясь придать голосу солидность, — думаю, нет нужды объяснять вам, насколько ценны ваши показания для выяснения обстоятельств, которые имели место накануне вечером в концертном зале. Вы не только один из последних людей, видевших жертву в живых, вы еще и один из первых, кто обнаружил ее тело. Я должен задать вам массу вопросов, которые…
— Задавайте, — перебил его итальянец. — Я всеми силами готов вам помочь. Хотя ясно, что Ане не вернуть к жизни, я сделаю все возможное и невозможное, чтобы тот, кто ее убил, гнил бы в камере всю оставшуюся жизнь.
Сальвадор довольно улыбнулся, видя готовность итальянца, и задал вопрос:
— Где вы были, когда услышали, что вашу невесту задушили?
— В мужской раздевалке вместе с другими музыкантами. Я зашел туда после окончания первой части и не уходил до получения этого страшного известия.
— Сколько у вас человек в оркестре?