Среди мириад «хайку», «танка» и прочих японесок — кто их только не пишет теперь, на всех языках! — стихи Михаила Бару выделяются не только тем, что хороши, но и своей полной, безнадежной обруселостью. Собственно, потому они и хороши… Чудесная русская поэзия. Умная, ироничная, наблюдательная, добрая, лукавая. Крайне необходимая измученному постмодернизмом организму нашей словесности. Алексей Алехин, главный редактор журнала «Арион»
1.0 - создание
Скрипичный снег
Михаил Бару
Скрипичный снег
Предисловие
Среди мириад «хайку», «танка» и прочих японесок — кто их только не пишет теперь, на всех языках! — стихи Михаила Бару выделяются не только тем, что хороши, но и своей полной, безнадежной обруселостью. Собственно, потому они и хороши.
Генеалогия этих маленьких творений восходит не только, да и не столько к классическим образчикам Басё и Иссы, но и ко всему нашему отечественному литературному хозяйству, да хоть к «деревенской прозе» — особенно если понимать ее широко, например с охотничьих баек Ивана Тургенева.
Ну да, это чудесные японские трех- и пятистишья подсказали сугубое внимание к природе и к детали, тонкость чувствования, придали отваги уложить поэтическое высказывание буквально в несколько строк. Но и хватит, можно забыть о системе слогов и прочих условностях, можно шутить, когда взбредет, с «сезонным» словом, можно населить безлюдную заморскую форму отечественными обитателями: японскими очками не скроешь русской физиономии и уж тем более того, на что через эти очки глядишь…
Вот и получилась чудесная русская поэзия. Умная, ироничная, наблюдательная, добрая, лукавая. Крайне необходимая измученному постмодернизмом организму нашей словесности.
Часть стихотворений из первых четырех глав публиковалась в журналах «Арион», «Волга» и книге «Цветы на обоях».
Обещастье
Рисунок пером
Из акварели в гравюру
Скрипичный снег
Семь мраморных слоников
Итак, дорогие книгодержатели, если вы добрались до послесловия, то, полагаю, слова вы уже прочли. Надеюсь, читали медленно. А если вы начали листать книгу по-японски, т. е. с конца, то и отлично: тогда быстро идите в начало и — читайте медленно. К моей прозе вернетесь потом — если, конечно, не увязнете в хайку Михаила Бару да там и останетесь. Помните, чем кончается индийское жизнеописание в «Игре в бисер»: «Леса он больше не покидал». В лесу хайку можно счастливо заблудиться и остаться там на всю жизнь. Недаром слово «лес» (
а чаще под смешинкой таится грустинка — или наоборот.
Классические японские хайку жестко заключены в оковы из семнадцати слогов и 613 правил. (Ой, нет, 613 — это из другой культурной традиции. В хайку правил и назиданий все-таки чуть-чуть поменьше.) А неклассические (что не исключает в прекрасном далеке перерастания их в классику) неяпонские обычно бывают чуть побольше, но иной раз и поменьше — и в этой книге среди преобладающих трехстрочных стихотворений попадаются и дву-, и четырех- и даже большестрочные высказывания и экзерсисы. Но, разумеется, важно не столько посчитывать слоги (что автор время от времени и проделывает), сколько наполнять немногое их количество предельно скомпрессированной смысловой нагрузкой (этим Михаил Бару занимается намного чаще и почти всегда успешно).