— Какой такой кардинал? — тут же зло сощурил глаза Василий.
Черт побери, неужели он Дюма не читал?![61] Или у парторга чувство юмора отшибли еще в окопах Великой войны, когда его, в бытность каптенармусом, поймали на воровстве солдатских пайков?
— Вась, охолонь, кажись то с «Трех мушкетеров», — спас меня Лукашенко. — Молодой человек хочет сказать, шо находит наше предложение нэ дуже выгодным.
— Не имею ни малейшего желания учавствовать в заводских интригах, — прямо и на сей раз предельно незамысловато отрезал я. — Зарплата меня полностью устраивает, с работой справляюсь.
— Не дури, — тяжело оперся руками на стол Петр Петрович. — А ну как к лету нормы по сетке подрежут? Будет ваша бригада рвачей получать как все… потянешь ли отдельную комнату и жену-иждивенку? А коли детишки пойдут?
На тыльных сторонах его ладоней блестит нежный золотистый волос, а из-под него желтеют крупные, беззащитные крапинки конопушек. Добрые руки доброго человека. Спросить бы прямо, какого черта он вообще забыл на этом шабаше? Ведь обставят, а чуть погодя сдадут как стеклотару под очередную партхозчистку, еще радоваться будет, коли дело не дойдет до Соловков.
Однако вместо честного вопроса я лишь недоуменно вскидываю вверх брови:
— Перескочу в электросварщики, их на заводе постоянно не хватает.
— Нормы везде пересмотрят, — удивительно, но в голосе Петра Петровича по-прежнему никакого злорадства, только усталость с добавкой искреннего недоумения. Неужели он на самом деле считает, что мне найдется место в грязной игре «доброго» профорга и «злого» парторга?
— Жаль. Мне понравилось работать под вашим руководством. Но буду откровенен: заводов покуда в Москве хватает.
— Брось, Петрович, зарплатой его не проймешь, — вдруг остановил начальника цеха Лукашенко.
Он вытащил из коробки очередную папиросу, неторопливо обстучал ее об стол, смял гильзу. Запалил, жадно втянул дым. Я рассмотрел на его виске несколько бордовых угрей, тёмно-синюю жилку, похожую на замысловатый иероглиф, и как эта жилка часто дёргалась под пергаментно-бледной кожей. «Как бы товарища не схватил инфаркт» — подумал я. — «Пусть уж скорее кричит и гонит к чертовой матери, лаборатория уж меня заждалась».
Однако профорг зашел с неожиданной стороны:
— Биография у тоби на дыво, гхм, правильна. Якщо тоби взять брыгаду? А колы вдасться внедрить изобретения — пидеш у замы до Петровича?
— С чего баня-то упала, — опешил я. — Да только у нас в цехе десяток инженеров, куда мне вперед дипломированных интеллигентов лезть?!
— Значить, не хочеш карьеру строить. — Лукашенко вдруг резко, с размаху вмял недотянутую папиросу в переполненную окурками пепельницу. — Скажи, зачем ты тогда экзамены в нашем ФЗУ сдал? Жаловался всем вокруг, як тоби погано на прошлом месте работы учили. Торопился, кажый день книжки до дому тягал, ночами не спал?
— Мне еще учиться да учиться…
— Тяжело было, да? Едва-едва на удовлетворительно натянул?
— Я очень старался… — Меня начал не на шутку пугать участливый тон Лукашенко.
Не напрасно. Через мгновение профорг ударил — прямо в поддых: