Барбаросса медленно покачал головой.

— Нет, мой господин. Едва ли я мог бы написать лучше в сложившемся положении.

— Чего вы боитесь в таком случае?

— Вам, мой господин, вряд ли что-то грозит. Флот можно выстроить новый, а вот опытных флотоводцев у Его величества не так уж много. Вы лишний раз доказали, что едва ли кто-то сравнится с вами. Но вот ко мне Мехмед-паша вряд ли будет благосклонен.

— Кому вы служите, Гассан-эфенди? — спросил Улуч Али.

Он повернулся на бок и приподнялся на локте.

— Мне или Мехмед-паше?

— Я служу Империи, мой господин, — ответил Барбаросса на итальянском.

— Интересно, чьей? Может быть Габсбургам? — также по-итальянски поинтересовался Улуч Али. — Вы убедили Муэдзинзаде, что христиане рассорились и Веньер непременно покинет Лигу, но я собственными глазами видел венецианские знамёна и в центре, и на северном крыле.

— Это был Барбариго, — ответил рыжебородый.

— Даже если так, чем это облегчило нам задачу? Галеры-то остались.

— Увы, я не всесилен, — спокойно ответил Барбаросса, — мне не удалось выполнить задание. Что же до вашего вопроса… Вы — бей над беями, но приказ самого великого визиря всё же перевешивает ваш.

— И даже приказ султана? Его величество совершенно точно дал понять, что желает победы в честном бою, без козней и интриг.

Барбаросса опустил взгляд, пряча улыбку. Он знал, что сей вопрос не требует ответа.

Селим Пьяница очень хотел сравниться победами со своим великим отцом, но Всевышний не наделил его ни талантом полководца, ни умением выбирать нужных людей. Очень многих удивило решение султана назначить капудан-пашой Муэдзинзаде. Одни придворные полагали, что выбор будет сделан в пользу Пияле-паши, второго визиря, победителя при Джербе, покорителя Хиоса, сына хорватского сапожника. Другие считали, что командующим будет завоеватель Кипра, Лала Мустафа-паша, который ко всему прочему родился в той же боснийской деревне, что и великий визирь.

Может быть, как раз в этом всё дело? Селим засомневался, стоит ли доверять людям, рождённым под крестом пророка Исы? Но из кого тогда выбирать? Ведь даже великие братья Арудж и Хайр-ад-Дин, флотоводцы Сулеймана Великолепного, были сыновьями гречанки.

Султан назначил капудан-пашой сына муэдзина, суфия и аскета, преисполненного многочисленных добродетелей. Политика перевесила военную целесообразность.

Барбаросса не поднимал глаз. Улуч Али смотрел на него и думал, что, пожалуй, было слишком самоуверенно считать, будто он знает об этом человеке всё.

Огнен из Делнице, он же Игнио Андретти, он же Гассан-эфенди. Его называют Барбароссой, так же как рыжебородых братьев, Аруджа и Хайр-ад-Дина. Он сам предпочитает именоваться не Гассан-эфенди, а Гассан-реис. Капитан. Мечтает о славе повелителя морей, третьего Барбароссы?

Капитан он неважный, а вот шпион отменный. Только в нынешнюю кампанию Улуч Али сообразил, что Гассан далеко не его одного называет своим господином. До этого он в течении десяти лет не давал повода усомниться в своей верности. Благодаря ему паша Алжира узнавал о том, что происходит в Риме, Генуе и Венеции задолго до того, как эти сведения достигали ушей Мехмед-паши Соколлу.