— Я еле унёс оттуда ноги, — глухо ответил рыжебородый, выполнив приказ, — в следующий раз там и слова сказать не дадут.

— Дадут, — улыбнулась женщина, — гораздо больше, чем ты думаешь. Всему своё время.

— Почему именно это время?

— Чем оно хуже других? Этот мир менялся медленно, теперь будет быстро. Иначе, чем должен был, но разве это плохо?

— Зачем всё это, госпожа? Зачем была эта мышиная возня с Барбариго, когда ставки столь высоки?

— Иногда нужно ходить пешкой, Огнен из Делнице. Иногда дамой. Иногда черёд доходит и до короля. А иной раз приходиться играть сразу на нескольких досках. Разве твой друг, сеньор Бои, не рассказывал тебе о таком?

— Это игра?

— Всё есть игра.

— И какова цель? Какой король должен пасть?

— Это не совсем шахматы, Огнен, — снова улыбнулась женщина.

Последняя капля разбила тёмно-красную гладь. Женщина подняла чашу и медленно вылила кровь на жаровню. Зашипели угли.

Она поставила чашу, неспешно подошла к двери и взяла в каждую руку по факелу. Повторила:

— Это не шахматы, Огнен. И ты играешь вовсе не за чёрных.

— Их знамя черно, — возразил Барбаросса.

— Разве черны слова, которыми они множат своё войско? Тебе ли не знать. Или ты произнёс шахаду неискренне?

Барбаросса дёрнул щекой. В её голосе отчётливо слышалась насмешка.

— Ты слишком напряжён, Огнен. Мне нет дела до того, во что ты веришь. В Аллаха, Иисуса… Верь хоть в Гекату, мне всё равно.

— В Дьявола точно не верю, — еле слышно пробормотал Барбаросса, — я с ним знаком…

Женщина приблизилась к нему. Он ощутил жар мятущегося пламени.

— Ты играешь не за чёрных, Огнен. А твой приятель Паоло Бои ныне играет не за белых. Вся эта борьба креста и полумесяца — это шахматы, в которых не одна дама, а все фигуры попеременно меняют цвет. Играть интересно, не спорю. Но выиграть нельзя.