Знаете, за три дня мне не довелось увидеть особых чудес. Ну, камушки у башни иногда сами дорогу мне преграждали, когда я присматривалась к окошку, соображая смогу ли в него пролезть, заранее понимая – не смогу, но помечтать хотелось. Я же ну никак не могла бы поместиться в ту щёлочку, что мне любезно предоставили в месте заточения. Безусловно, я девушка худая, даже стройная, по мнению коллег и детишек. Бабка, у которой я снимаю комнату мне каждое утро говорит, что на вешалке и то лучше смотрится одежда, чем на мне. Но поместиться в «окошке», названном так, явно издеваясь над пленницами, увы, не сумею, даже втянув и без того отсутствующий живот, а заодно, вжав щёки и попу. Так что камушки старались зря. Каким бы ни было сильным моё желание сбежать из башни, а обдумывать приходилось иной способ. И ничего путного в мысли пока не приходило.
А других чудес, не считая геморроя силой то ли мысли этой проклятой Яги, то ли её колдовства, увидеть мне так и не довелось. Но, похоже, сегодняшний день решил восполнить предыдущие, сбагрив всевозможные волшебные прибамбасы разом на мою несчастную голову. Видимо, удивляться мне ещё долго, ведь вылезшая из воды субстанция, иначе обозвать это что-то, обтекающее зелёной жижей и осыпающееся ракушками, я не могу, на моих широко распахнутых от удивления глазах вдруг начала преображаться, обрастая сначала травой и кувшинками, а затем и шляпой, очень напоминающей зелёную широкополую ковбойскую, но прозрачную. Сквозь неё виднелись сучки и тот самый камыш, который и был присущ болотистой местности.
Шляпа немного приподнялась – ровно настолько, чтобы открыть глаза, салатовые с жёлтыми зрачками-бусинами. Они изучающе смотрели на меня, в то время как тонкие пальцы-тростиночки уже тянулись к груди.
– Эй! Уберись отсюда! Нечего лапать!
Монстр рассмеялся. Приблизился. Создание из воды оказалось очень, ну очень миленьким на лицо. Если не брать в расчёт его глаза, то это нечто выглядело весьма и весьма умилительно. По-сказочному так. По-мультяшному. Я легко представила, как оно сейчас запоёт весёлую песенку о своём распрекрасном болоте или начнёт танцевать под аккомпанемент лягушек.
Я в его свите – уж больно те гордо пузырили щёки – насчитала двенадцать. Одна, самая жирная, прыгнула прямо на сосну.
– Забавная ты, наша будущая королева, – улыбнулась лягушка, и я с удивлением узнала голос того, кто сообщил мне, что Яга – не фея.
Не знаю, как эти земноводные улыбаются – никогда не видела и не думала, что они умеют это делать. Но заявляю со всей уверенностью, с той, что ещё сохранилась в моём воспалённом от чудес мозгу, лягушка улыбалась. Без сомнений.
Я икнула.
– Не бойся. Тебя никто не обидит. Ты же нам живая нужна и здоровая, – продолжала лягушка.
– Утешили, – хмыкнула я, переводя взгляд на водное чудо.
– А Тимофей Евграфович не разговаривает.
– К-кто?
– Тот, на кого ты смотришь. Что-то ты не слишком сообразительная.
– Что-то ты слишком болтливая.
– Дерзите, ваше будущее величество?
– Да, мама из Инстаграма. Всегда мечтала надерзить лягушке.
– Где ваша мама?
– Да нигде, – вздохнула я, – выражение такое. Ай, ладно… – махнула рукой.
– Ещё и выражаетесь. Королева так говорить не должна.