«Она же вдовица! Она же одинока! К тому ж богатства — не меньше нашего! Бог ты мой, это ж находка, а не женщина!!! И что это я сразу не догадался!!! Всё, надо к ней клинья подбить и жаниться!!! А что?! Я ж не дурак, и не нищеброд какой! Обращу её в нашу веру и заживём с ней в её дворце! Вот тебе и корона!!! Ну, чем я хуже, а, папенька?!!!» — Федот снова яростно вырвал вожжи из рук Пелагеи, взмахнул концами поводьев по воздуху и закричал куражно:
— Э-э-э-эге-ге-е-ей, залётные-е-е!!!
Трясясь в своей карете, Банифаций терзался догадкой о двух Фердинандах.
«Больно схожи, шельмы! А не братья ли? Не, не братья — оба на Фердинанда откликаются! Нечистая сила — не иначе! Такого ж не может быть, чтобы два молодца, одинаковы с лица и оба с одним именем! Вот загадка так загадка! А разгадать надо! И чем раньше, тем лучше! Один вроде как постарше чуток, али кажется… Другой — попроще что ли, вроде как поплоше… А кто ж у меня в гостях был?! Ну да, тот и был, который чуток постарше… Но Агнессу спасать он не помчался и ни слова о ней… Значит, не он?! Тьфу-ты, совсем запутался!».
А к концу пути дошло-таки до Банифация!
Он аж побелел от ярости и беспомощности.
«Ах-ты ж вот же как оно! Ну да! Так и есть! Мне же тогда доложили, что он де омолодился, ну, ведь не подумал я, дубина стоеросовая, что он наглости наберётся и со всеми вместе, под шумок ко мне во дворец припрётся! Ах, Пантелеймо-о-он! Ах, старый плу-у-ут! И так ловко ж всё провернул собака!».
Банифаций выглянул в запотевшее оконце кареты, силясь разглядеть в толпе сопровождающих всадников фигуру лжефердинанда.
«А у него ж, помнится, два царевича было, два наследничка, — продолжал трескать пантелеймоновский орешек Банифаций. Стало быть второй Фердинанд — энто сынок его! Ну да! Потому и похожи, тут к бабке не ходи, сразу понятно! А меня ж как будто заговорил кто, не смекнул сразу! И где-то ж ещё и третий Фердинанд ошивается!.. Да-а-а! Вот тебе и выдал дочку замуж! Вот тебе и… Погоди… а если это Пантелеймон, то куда ж он меня везёт? Почему не в свои владения?! За тридевять земель притащились! Ничего не понимаю!.. Ну, ладно, сейчас приедем — разберёмся! Одно понятно, Фердинанд — никакой не Фердинанд, а проходимец Пантелеймон, обожравшийся молодильного яблочка!»
Однако, накрутив себя, Банифаций уже нетерпеливо ёрзая по сиденью кареты, не стал дожидаться, когда они доберутся до места назначения. Он открыл на ходу дверцу кареты и, высунувшись на полкорпуса, хладнокровно и грозно закричал:
— Пантелеймо-о-он! Пантелеймоша-а-а!
Пантелеймон осадил коня. Постоял немного, тяжело дыша, собрался с духом и подъехал к Банифацию.
— Дотумкал, Ваше величество?!
— А чтобы я, да не дотумкал!? Не на того напал, вражина!
— Ты это, Ваше величество, выражения-то выбирай, чай ты не где-нибудь, а у меня в гостях!
— Ври да не завирайся, твои владения начинаются за Клеверной пустошью! А это пустыня какая-то ничейная, песок один кругом, да верблюды.
— Не «за», а перед Клеверной пустошью! — поправил его Пантелеймон.
— Ну-ну… Далеко ещё ехать? — уже более миролюбиво спросил Банифаций.
— Недалече ужо.
Банифаций уничтожающим взглядом осмотрел с ног до головы Пантелеймона, будто видел его впервые, и скрылся в чреве кареты, что есть силы, хлопнув дверцей.