Другой бывший приближенный и советник Аттилы — гунн Эдекон — был особо доверенным лицом «Бича Божьего». Именно Эдекон не раз успешно возглавлял гуннские посольские миссии в Константинополь. И разоблачил организованный «ромеями» (с ведома императора Востока Феодосия II Младшего) заговор на жизнь гуннского царя (для вида согласившись принять в нем участие). Верный гунн спас жизнь Аттилы (хотя в случае своего реального, а не притворного, участия в цареубийстве мог бы несказанно обогатиться и получить высокий пост в Новом Риме). В благодарность Аттила назначил Эдекона правителем германского племени скиров. Верный гунн взял в жены скирскую княжну (или царевну), родившую ему (наряду с другими детьми) сына по имени Одоакр (Отокар, Оттокар, Отакар, Отакер, Одоакер, Одоацер). Этот энергичный, рослый, «беспощадный к врагам рейха» полугунн-полугерманец вступил в ряды телохранителей (западно)римского императора. И дослужился до начальника всех германских «федератов» на западноримской службе. Подчинив себе, таким образом, единственную реальную военную силу в тогдашней Италии. В битве при Тицине (нынешней Павии) Одоакр разбил Ореста, убил его и сослал плененного в Равенне пятнадцатилетнего сына убитого советника Аттилы — Ромула Августа (прозванного римскими насмешниками «Августулом», т. е. «Августиком», «Августишкой», «Августёнком») — в кампанское имение богача-сибарита Лукулла. Предварительно низложив его с (западно)римского престола. Из уважения к традициям — не собственным распоряжением, а указом римского сената.

Марцеллин Комит впоследствии писал: «Западная империя Римского народа, которой в 709 году от основания Города (Рима) начал править Октавиан Август, первый из императоров, пала на 522 год правления императоров с этим Августулом. С этого времени власть в Риме в руках готских королей (царей — В.А.)».

Конечно, Марцеллин, оценивавший события в «Гесперии» из безопасного «константинопольского далека», был не совсем точен в своем данном задним числом утверждении, ибо готским царям для захвата власти в Ветхом Риме нужно было предварительно избавиться от гунноскира Одоакра.

«Одоакр был первый варвар, царствовавший в Италии над народом, перед которым когда-то преклонялся весь человеческий род» (Гиббон).

Как и все его предшественники из числа германцев на римской военной службе, гунноскир Одоакр не стремился сам занять римский императорский престол. Он отослал (восточно)римскому императору исаврийского происхождения Зенону (Зинону) в Царьград отнятые у «Августула» (которого, по иронии судьбы, звали Ромулом, как и основателя Рима на Тибре) знаки императорского достоинства. Объявив (внимание, уважаемый читатель!), что «ЕДИНСТВО РИМСКОЙ ИМПЕРИИ ВОССТАНОВЛЕНО, и в мире опять есть лишь один римский император, как лишь одно солнце на небе». И заставив римский сенат принять указ, по которому титул «императора Запада» навеки упразднялся и единственным римским императором объявлялся навеки владыка Нового Рима — Константинополя. Иными словами: то, что впоследствии стало восприниматься как «падение (конец) Западной Римской империи», воспринималось современниками этого «падения» как ВОССТАНОВЛЕНИЕ ЕДИНСТВА Римской империи. Одоакр присягнул константинопольскому императору на верность, получил от него высокий титул римского патриция и стал управлять Италией от имени василевса Зенона, чей профиль гунноскир, как честный верноподданный, чеканил на своих монетах.

«Несчастного Августула сделали орудием его собственного падения; он заявил сенату о своем отречении от престола, а это собрание — В СВОЕМ ПОСЛЕДНЕМ АКТЕ ПОВИНОВЕНИЯ РИМСКОМУ МОНАРХУ (каково лицемерие! — В.А.) все еще делало вид, как будто РУКОВОДСТВУЕТСЯ ПРИНЦИПАМИ СВОБОДЫ И ПРИДЕРЖИВАЕТСЯ ФОРМ КОНСТИТУЦИИ (здесь и выше выделено нами — В.А.). В силу единогласного решения оно обратилось с посланием к зятю и преемнику Льва (Макеллы — В.А.) — Зенону, только что снова вступившему на византийский (т. е. восточно-римский — В.А.) престол после непродолжительного восстания. Сенаторы формально заявили, что они не находят нужным и не желают сохранять в Италии преемственный ряд императоров, так как, по их мнению, величия одного монарха достаточно для того, чтобы озарять своим блеском и охранять в одно и то же время и Восток и Запад. От своего собственного имени и от имени населения они соглашались на то, чтобы столица всемирной империи была перенесена из Рима в Константинополь (как будто это не было совершенно официально сделано еще в 330 г. императором Константином I Великим, даже повелевшим именовать Византий «Римом», в честь чего были установлены каменные столбы с текстом указа! — В.А.) и отказывались от права выбирать своего повелителя — от этого единственного остатка той власти, которая когдато предписывала законы всему миру. «Республика (они не краснели, все еще произнося это слово) может с уверенностью положиться на гражданские и военные доблести Одоакра, и они униженно просят императора возвести его в звание патриция и поручить ему управление италийским диоцезом». Депутаты от сената были приняты в Константинополе с изъявлениями неудовольствия и негодования, а когда они были допущены на аудиенцию к Зенону, он грубо упрекнул их за то, как они обошлись с императорами Анфимием и Непотом, которых Восточная империя дала Италии по ее же просьбе. «Первого из них, — продолжал Зенон, — вы умертвили, а второго вы изгнали; но этот последний еще жив, а пока он жив, он ваш законный государь». Но осторожный Зенон скоро перестал вступаться за своего низложенного соправителя (тем более, что вскоре убили и Непота — В.А.). Его тщеславие было польщено титулом единственного императора и статуями, которые были воздвигнуты в его честь в нескольких римских кварталах; он вступил в дружеские, хотя и двусмысленные сношения с патрицием Одоакром и с удовольствием принял внешние отличия императорского звания и священные украшения трона и дворца, которые варвар был очень рад удалить от глаз народа» (Гиббон).

Модель распределения земельных владений и вообще римско-германских отношений в подчиненной патрицию Одоакру Италии, разработанная и внедренная, видимо, самим Одоакром, свидетельствует, на наш взгляд, о КВАЗИГЕНАИЛЬНОСТИ этого гуннского отпрыска. Поскольку римская Италия, в отличие от римских же (пока) Паннонии, Фракии и Анатолии была густо населена и полностью окультурена, в ней практически не оставалось свободных земель или заброшенных имений, которыми новоиспеченный (восточно)римский наместник мог бы наделить своих «федератов». Всех этих скиров, герулов, туркилингов, аланов, ругов-ругиев и прочих. И потому патриций Одоакр распорядился, чтобы каждый римский землевладелец уступил треть своей земли германскому наемнику. В остальном же все шло по-старому. Римское право оставалось в силе, римская система управления продолжала действовать, функции римского сената не были ни в чем урезаны. Осталось неизменным даже римское налоговое законодательство. «Одоакр возложил на римских должностных лиц ненавистную и притеснительную обязанность собирать государственные доходы (умен был «варвар», ничего не скажешь! — В.А.), но он удерживал за собой право облегчать по своему усмотрению тяжесть налогов и приобретать этим путем популярность» (Гиббон). Гунноскир даже казнил «для порядка» убийц императора Юлия Непота. Официальная (к тому времени) римская православная церковь не подвергалась никаким преследованиям (хотя сам полугунн-полугерманец Одоакр был, как большинство германцев, арианином). «Подобно всем другим варварам, он (Одоакр — В.А.) был воспитан в арианской ереси, но он относился с уважением к лицам монашеского и епископского звания, а молчание кафоликов (православных — В.А.) свидетельствует о религиозной терпимости, которой они пользовались под его управлением. Его префект Василий (родом римлянин — В.А.) вмешивался в избрание римского первосвященника (православного епископа-папы Первого Рима — В.А.) только для того, чтобы охранять внутреннее спокойствие столицы, а декрет, запрещавший духовенству отчуждать свои земли, имел в виду пользу (римского православного — В.А.) народа, благочестие которого было бы обложено сборами на покрытие церковных расходов» (Гиббон).

По всем этим причинам правление Одоакра оценивалось современниками и потомками как, в общем, мудрое и справедливое. Хотя положившее ему начало фактически насильственное, пусть даже прикрытое видимостью действий от имени законного императора «всех римлян» благоверного Зенона, отчуждение трети всей римской земельной собственности трудно не назвать грабежом среди бела дня или, выражаясь несколько мягче, хищением частной собственности римских граждан в особо крупных масштабах. С другой стороны, «добровольно-принудительным» отказом от трети своей недвижимости, «римский народ» де-факто оплатил услуги «варваров» по обеспечению его безопасности. Ибо иных средств самозащиты у измельчавших римлян более не оставалось. А поскольку большинство германцев, наделенных по воле императора Зенона (т. е., в действительности — патриция Одоакра) третью римских земель, продолжало добросовестно нести военную службу, перераспределение земельной собственности чаще всего выражалось в следующем. По мнению ряда исследователей — например — Германа Шрайбера, после «земельной реформы Одоакра, римский крестьянин или колон продолжал обрабатывать свой надел, но отдавал треть урожая или полученной от его продажи выручки на содержание «приписанного» к нему на «кормление» германского воина с его чадами и домочадцами. Все это очень напоминало переходную стадию к средневековым отношениям между «прикрепленными к земле» крестьянами и воинами-рыцарями, которых эти крестьяне содержали. Будучи зато освобождены от несения военной службы. Кстати говоря, сегодня вряд ли найдется в мире государство, чей военный бюджет не превышал бы треть доходов от сельского хозяйства. А когда впоследствии, при императоре Юстиниане, восточно-римские войска «освободили» своих италийских сограждан от «тяжкого варварского ига», тем пришлось платить в «свою родную императорскую римскую казну» столько (включая «пени» и «недоимки», накопившиеся за годы господства «варваров» над Италией), что они, конечно, горько пожалели об изгнании «варваров» из Италии и возвращении «законной римской власти». При этом следует учитывать, что распределение налогового бремени на римских подданных было весьма неравномерным и несправедливым. Верхние «десять тысяч» — богатейшие из богатейших, сенаторы (как правило, давно уже не заседавшие в сенате, чьи решения к тому времени лишились всякого значения, ибо все решал император, а точнее — окружавшая его узкая придворная клика) жили (во всяком случае, на Западе империи), подобно будущим средневековым феодалам, за стенами своих вилл, превращенных в настоящие крепости. Владычествуя в центре своих громадных, почти автономных земельных владений (т. н. «сальтусов»), охраняемых отрядами собственных воинов-«кусочников» — буцеллариев, букеллариев, вукеллариев — от слова «буцелл», т. е. «кусок (хлеба, получаемого от хозяина за службу — В.А.)». Нередко (при не слишком сильных августах) попросту прогонявших осмелившихся сунуть к ним нос имперских сборщиков налогов. И те заполняли дыры в государственном бюджете за счет безответного мелкого люда, по принципу «чем больше жмешь, тем больше выжмешь». Поэтому ни о каких массовых восстаниях «угнетенного варварами» римского населения Италии в тылу «варваровугнетателей» при «долгожданном» приходе в Италию «родной римской армии-освободительницы» царьградские историки не сообщают (редкие исключения лишь подтверждают правило)…

Впрочем, пока что до реального (а не формального) возвращения Италии в лоно «ромейской», так сказать, ойкуменической империи было еще ой как далеко. А весьма удачным решением земельного вопроса гунноскиром Одоакром вскоре после него воспользовался остгот Теодорих. Утвердившийся в Италии, уничтожив гунноскирского «выскочку» (с точки зрения высокородного Амала). Под властью Теодориха Остготского «римские подданные»-италийцы продолжали исправно отдавать треть урожая «варварам» (только теперь уже — остготам).

Правда, данная версия, изображающая земельную реформу Одоракра некоей «прелюдией» к средневековому крепостному праву, не соответствует, к примеру, точке зрения Эдварда Гиббона, ссылающегося на свидетельства папы римского Гелазия, современника и подданного Одоакра: «папа Гелазий < … > утверждает — впадая в сильное преувеличение — , что в Эмилии, Тоскане (Тускуле, т. е. Этрурии — В.А.) и соседних провинциях население почти совершенно вымерло. Римские плебеи (столичный пролетариат, живущий не трудом рук своих, а подачками от государства, и не имеющий иного имущества, кроме потомства, или, по-латыни, «пролес» — В.А.), получавшие свое пропитание от своего повелителя (императора Запада, пост и титул которого был теперь упразднен — В.А.), погибли или исчезли, лишь только прекратились его щедрые подаяния; упадок искусств довел трудолюбивых граждан до праздности и нищеты, а СЕНАТОРЫ (выделено здесь и далее нами — В.А.) < … > БЫЛИ СПОСОБНЫ РАВНОДУШНО ВЗИРАТЬ НА РАЗОРЕНИЕ ОТЕЧЕСТВА, ОПЛАКИВАЛИ УТРАТУ ЛИЧНЫХ БОГАТСТВ И РОСКОШНОЙ ОБСТАНОВКИ. ИЗ ИХ ОБШИРНЫХ ИМЕНИЙ, когда-то СЧИТАВШИХСЯ ПРИЧИНОЙ РАЗОРЕНИЯ ИТАЛИИ (а не из наделов римских свободных и полусвободных земледельцев, как считал Шрайбер — В.А.), ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ БЫЛА ОТОБРАНА В ПОЛЬЗУ ЗАВОЕВАТЕЛКЙ. К материальным убыткам присоединялись личные оскорбления; сознание настоящих зол становилось еще более горьким из опасения еще более страшных несчастий; а так как правительство (Одоакра — В.А.) не переставало отводить земли (принадлежавшие сенаторам и другим магнатам — В.А.) для приходивших толпами новых варваров, то каждый из сенаторов (а отнюдь не свободных и полусвободных италийских земледельцев — В.А.) имел основание опасаться, чтобы руководившиеся личным произволом межевщики не приблизились к его любимой вилле или к самой доходной из его ферм». (Гиббон).

Кто тут прав — Шрайбер или Гиббон? Как всегда — темна вода во облацех…

Поскольку гунн по отцу Одоакр опирался в первую очередь на герулов и скиров и не предпринимал никаких враждебных действий против (Восточного) Рима, чьим наместником в Италии он официально считался, Константинополю было весьма непросто найти веский повод для военного похода против внешне вполне лояльного ему вассала-федерата — италийского «царька». Хотя такие планы хитроумные стратеги на Босфоре вынашивали со дня свержения жалкого Ромула «Августула». Сразу же воспользоваться в этих целях Теодорихом Остготским оказалось невозможно. Ведь поначалу личные отношения между двумя «римскими патрициями» — Одоакром и сыном Тиудимира (служившими формально одному и тому же повелителю «воссоединенной Римской империи» Зенону) были, вроде бы, ничем не омрачены. В отличие от героических сказаний германского Средневековья (сложенных значительно позднее), упоминающих якобы исконную взаимную вражду между гунноскиром и остготом. Но Теодорих достаточно долго прожил в Царьграде, уже более десяти лет правил остготами в качестве царя, досконально изучил все хитрости и все коварство окружающих его народов. И потому совместно с императором Зеноном и князем (царем) ругов Фавой (Фелефеем), изгнанным Одоакром из своего удела в Норике (присоединенным энергичным гунноскиром к вверенной ему Италии), нашел немало поводов добиться получения от императора приказа осуществить завоевание Италии. Как немало последующих завоеваний, оно официально считалось ОТВОЕВАНИЕМ (Реконкистой, как сказали бы испанцы). И царь остготов, твердо намеренный захватить Италию в качестве добычи для своего народа, заявлял о себе как о послушном исполнителе императорского повеления, ибо «воистину, император — это земной Бог» (как сказал вестготский «юдекс» Атанарих при виде василевса Феодосия Великого). Как о римском верноподданном, думающем лишь о восстановлении «закона и порядка» в «страждущей под игом варваров» Италии. Как будто Одоакр правил Италией не в качестве законного наместника императора Зенона, чей профиль он чеканил на своих монетах, имевших хождение по всей Римской империи, чье единство было восстановлено гунноскиром, пусть даже и от имени римского сената! И как будто сам Теодорих не был таким же «варваром» (на римской службе), как и Одоакр! …

Как писал Прокопий Кесарийский: «…готы, поселившиеся с разрешения императора во Фракии, с оружием в руках восстали против римлян под начальством Теодориха, патриция, получившего в Византии (т. е. в Константинополе: сознательно архаизирующий свой язык, Прокопий употребляет древнегреческое название Нового Рима — В.А.) звание консула. Умевший хорошо пользоваться обстоятельствами, император Зенон убедил Теодориха отправиться в Италию и, вступив в войну с Одоакром, добыть себе и готам власть над западной империей; ведь достойнее, говорил он, для него, тем более что он носит высокое звание сенатора, победив захватчика власти, стоять во главе всех римлян и италийцев, чем вступать в столь тяжелую войну с императором. Теодорих, обрадовавшись этому предложению, двинулся на Италию, а за ним последовали и все готы, посадив на повозки детей и жен и нагрузив весь скарб, который они могли взять с собой».

Надо сказать, что Одоакр был слеплен из совсем иного теста, чем Августул или же Гонорий. Несмотря на весь внешний «римский» лоск сего патриция, сказывалась кипевшая в его жилах гуннская и германская кровь. Хотя «последний римлянин» Аэций был уже давно убит завидовавшим его военно-политическим успехам императором Запада Валентинианом III — по некоторым версиям, c помощью евнуха (или «полумужа», как назвал его Клавдиан) — повторив трагическую судьбу Стилихона, Италия не оставалась беззащитной. «Италию охраняло оружие ее завоевателя, а так долго издевавшиеся над малодушными потомками Феодосия (Великого — В.А.) галльские и германские варвары не осмеливались переступить ее границ» (Гиббон). «Западноримский» гунноскир патриций Одоакр оказался способным на упорное и успешное сопротивление «восточноримским» готам. И Теодориху, несмотря на постоянные упражнения с оружием его чуравшихся мирного сельского труда остготов, еле удалось пробиться в благодатную Италию. Осенью 488 г. он сумел, после трудного и долгого похода через Сирмий на Запад, захватить, по крайней мере, запасы, необходимые для того, чтобы пережить военную зиму. В ходе этих битв у реки Ульки противниками остготов были гепиды. Остготы неминуемо потерпели бы поражение от этих отважных противников, если бы не были спасены героизмом Витигиса (Виттиха-Виттига героических саг германского Средневековья о Дитрихе Бернском). Перед лицом этих трудностей, осложненных в зимний период также болезнями и потерями от стычек с мелкими отрядами Одоакра, постоянно беспокоившими готов Теодориха, нельзя не задаться вопросом: почему же Теодорих не отказался от своего предприятия, осуществление которого оказалось столь сложным? Ведь после победы над сыновьями «Бича Божьего» Аттилы готы получили превосходные земли для поселения — пожалуй, лучшие, которые имелись в пределах Римской «мировой» державы. По крайней мере, в юго-восточной Европе. Теодорих, согласно источникам, «родившийся близ Виндобоны (современной столицы Австрии города Вены — В.А.)», несомненно мог бы, со своим природным умом, во всеоружии полученных во Втором Риме знаний, превратить плодородные земли между нынешним Венским лесом и средним Подунавьем в заповедник образцового крестьянского хозяйствования, приносящий богатые урожаи. Но думать так — анахронизм. За исключением краткосрочных грабительских рейдов отборных ватаг «охотников за зипунами» (как в Восточном Средиземноморье в IV в.), готы (подобно всем германцам, да и прочим «варварам») всегда брали с собой в поход семьи и всю свою движимость. Как язычник Радагайс, вломившийся в Италию, разбитый там разноплеменными войсками Стилихона и уничтоженный со всем своим народом и добром. Остготский царь, римский магистр, консул и сенатор Теодорих тоже пошел завоевывать Италию (хотя, в отличие от Радагайса, и «во исполнение воли императора Зенона») с огромным обозом из тысяч повозок, с целым привычным к странствиям и скитаниям народом. «Теодорих < … > двинулся на Италию, а за ним последовали и все готы, посадив на повозки детей и жен и нагрузив весь скарб, который они могли взять с собой» (Прокопий Кесарийский). Остготский «народ-войско» продвигался к цели медленно, с трудом. Неспособный повернуть обратно. Обреченный победить или умереть.

И потому готы снова и снова нападали на своих противников, преграждавших им доступ в Италию. Они даже пытались переправить на восточноримских кораблях через Адриатику сильный передовой отряд, чтобы его силами обойти войско Одоакра, удерживавшее подступы к Северной Италии. Но эта попытка десантирования на Апеннинском полуострове, предпринятая остготами весной 489 г., завершилась полным провалом. Поэтому Алариху пришлось продолжать наносить лобовые удары по войскам могущественного и равного ему по силам и воинским навыкам противника. Подвергая свой готский народ риску полевых сражений и тем самым, угрозе поголовного истребления, включая обозных и всех нонкомбатантов (выражаясь современным языком). Согласно Гиббону, Теодорих одержал над своим опытным в ратном деле врагом немало побед в многочисленных, хотя и оставшихся неизвестными, кровопролитных битвах, прежде чем, наконец, сломив всякое сопротивление благодаря своему полководческому искусству, упорству и мужеству, спустился с Юлийских Альп и водрузил свои победоносные знамена в пределах Италии. С тех пор хвалебные гимны великого британского историка сопутствовали Теодориху на всем протяжении его Италийского похода и всех его битв. Остготский царь, прозванный впоследствии «Великим», пользовался не меньшей симпатией историков, чем, пожалуй, впоследствии владыка франков Карл Великий. Что лишний раз доказывает: конечный успех затмевает и даже, в какой-то мере, извиняет целый ряд кровавых преступлений, совершенных ради его достижения, даже в глазах умных и хорошо осведомленных людей. Как говорится, цель оправдывает средства. В Италии Теодорих вел себя не столько по-германски, сколько «по-византийски». Просим прощения у уважаемых читателей за этот совершенно «ненаучный» и «неисторичный» термин. Ведь сами восточные римляне, как нам уже известно, называли себя «ромеями» (т. е., по-гречески, «римлянами»). Соседи же называли их «греками». Но опять-таки: «Греки лукавы суть» …

В выборе средств для достижения поставленных целей Теодорих Остготский не стеснялся. А поскольку он был владыкой, находившимся в центре внимания всей тогдашней Европы, стремившейся подражать ему во всем, то именно на нем лежит немалая вина за одичание нравов, характерное для наступающего раннего (и не только раннего) Средневековья…

После многочисленных «боев местного значения» произошла первая большая битва на реке Сонтии (Фригиде). В ней остготами было поставлено на карту все. Потерянные ими в ходе первых неудач две тысячи повозок с добром были заменены трофейными, Зерна для ручных зернотерок, имевшихся в каждой остготской семье, оставалось лишь на пару дней боевой страды. А вот мяса было в избытке. Памятуя о том, что «не хлебом единым жив человек…», готы, в ожидании большой добычи и возможности «оттянуться по полной» в богатой Венетии, забили чуть ли не весь скот, который гнали с собой. Чтобы, в случае чего, не умирать на голодный желудок…

Воины реикса Теодориха, оказавшись перед роковой дилеммой — смерть от голода в случае неудачи или новый «золотой ауйом», «земля обетованная», благословенная Италия, в случае победы, дрались как бешеные. Конница преодолела утомление от долгого похода, пехотинцы прорвались через спешно возведенные войсками Одоакра (вот она — римская выучка!) полевые укрепления, опиравшиеся своим правым, указывавшим на юг, крылом на развалины разрушенной «Бичом Божьим» гунном Аттилой древней Аквилеи — конечного пункта торгового Янтарного пути. Одоакр был отброшен до самых стен Вероны и бурных вод реки Атесис (нынешней Адидже, или, понемецки, Этч). Разбив «восстановителя римского единства», остготы добились большого успеха. Ибо, хотя до завоевания Италии было еще далеко, в их руках оказалась богатая провинция Венетия. Вопрос продовольственного снабжения воинов Теодориха и их семей был, во всяком случае, решен.

Битва с Одоакром под Вероной, или, по-германски, Берном (поэтому Теодорих-Тидрек-Дитрих именуется в германских сагах «Бернским»), была еще более кровопролитной. Победа в ней далась остготскому царю не сразу. Остготская конница угодила в расставленную ей опытным стратегом гунноскиром Одоакром хитроумную ловушку. В самый критический момент, когда непосредственная опасность угрожала самому Теодориху и дрогнули ряды его телохранителей, их бегство было остановлено только вмешательством матери и сестры остготского царя, пристыдивших усомнившегося в победе сына и брата и упрекнувших его в намерении трусливо бросить их, отдав в добычу Одоакру. Неизвестно, обнажились ли они при этом, выставив напоказ грудь и другие части тела, которые правилами приличия предписывалось скрывать от всеобщего обозрения (как поступали, если верить Тациту, в аналогичных случаях матери, сестры, жены, и дочери древних германцев; впрочем, те описанные римским историком германки были не христианками, а язычницами)… Устыдившись, Теодорих, вроде бы, собрал вокруг себя горсть самых верных и храбрых дружинников, повел их в бой и в последний момент вырвал у врага победу.

Этот легендарный эпизод вполне мог иметь место в действительности. А факт возможности участия вдовы Тиудемира и членов семьи Теодориха в Италийском походе (естественно, в обозе), подтверждается примером Алариха. Ведь и при разгроме Алариха в воспетой Клавдианом битве под североиталийской Поллентией жена и другие члены семьи вестготского царя были пленены победоносным Стилихоном.