— А вот Билл, — и тут Манфред назвал фамилию известного нам сотрудника американского посольства, установленного разведчика, — утверждает, что ты шпион, и он поручил мне за тобой присматривать, изучать тебя и обо все ему докладывать.

Интересное дело! Некто «закладывает» мне американского разведчика и одновременно расшифровывает и себя как его агента!

Этот Билл недавно был переведен в Копенгаген из Бангкока и сразу начал искать контакты среди советских дипломатов. Он сделал несколько прямолинейных и неуклюжих попыток «законтачить» со мной, но я быстро распознал его «професьон де фуа» и дал ему от ворот поворот. Теперь Билл, изгнанный в дверь, ломился ко мне в дом через окно. Похоже, что Манфред действовал согласно заранее намеченной и одобренной резидентурой ЦРУ линии.

— А я предлагаю, чтобы ты сообщал мне, что тебе говорит при встречах Билл и какие он тебе дает поручения.

Оправдываться перед агентом ЦРУ или посылать его к черту было бы глупо. А вдруг Манфред сообщил все это с самыми добрыми пожеланиями? Нет, лучшее средство обороны — это наступление.

— Ха-ха-ха! Это ты здорово придумал! — С какими бы намерениями ни выступал Манфред, мой ответ ему понравился. — Но с Биллом шутить опасно.

— А ты думаешь, с нами это можно делать запросто? Улыбка исчезла с губ американского агента, и он задумался.

Улыбка, похожая на приоткрытый кошелек.

— Ладно, давай не будем сейчас ломать голову, — примирительно сказал я, — лучше поговорить об этом в другое время и в другом месте. Как насчет завтра где-нибудь в баре?

— Гм-м-м… Давай послезавтра.

Понятно. Ему нужно время связаться с Биллом и успеть согласовать дальнейшую линию поведения.

— Хорошо. Послезавтра.

Мой рассказ об эпизоде с Манфредом вызвал у нашего заместителя по контрразведке большое оживление. Он немедля согласовал план действий с Центром, и скоро я был облечен полномочиями осуществлять оперативную игру с резидентурой ЦРУ. Расчет строился на том, что Манфред по заданию своего босса в посольстве волей-неволей будет вынужден сообщать мне некоторые полезные сведения о работе американской резидентуры, и в конечном итоге нам удастся «перетянуть» его на свою сторону, то есть из агента-двойника сделать нашего человека.

Поистине наполеоновский замысел! Теперь-то я понимаю бессмысленность всей нашей затеи, но тогда, в разгар «холодной войны», подбросить лишнюю чурку в костер, чтобы продлить процесс горения, было святым делом.

Естественно, я «сгорел». Манфред аккуратно выходил на встречи, я вытягивал из него кое-какие сведения, он пытался — правда, неумело и робко, как бы стесняясь — «обрабатывать» меня, мы оба отчитывались о проведенных беседах перед своим руководством, в столицы СССР и США шли соответствующие реляции… Все это производило впечатление полезной работы, а на самом деле похоже было на еврейскую мельницу: мельница стоит, а еврей бегает вокруг. Единственным полезным «завоеванием» для меня было то, что датчане прекратили за мной слежку. Им незачем было тратить силы и средства на объекта, который встречался с агентом ЦРУ. Но расшифровался я в ходе этой игры полностью.

«Игра в покер» продолжалась несколько месяцев, пока вовремя не вмешалось мое непосредственное начальство в Москве. Оно запретило дальнейшие встречи с Манфредом. Вместо меня с ним стал встречаться зам по контрразведке, годившийся агенту в отцы, и это показалось Биллу не очень перспективным делом. Сделав несколько неудачных попыток восстановить контакт со мной, Манфред стал игнорировать встречи с замом, и скоро дело было похерено по обоюдному согласию противоборствующих сторон.

Впрочем, Билл предпринял последнюю отчаянную попытку оживить дело. За день до окончательного моего отъезда в Москву, который тщательно скрывался от окружения, ко мне домой заявился улыбающийся Манфред с огромным букетом цветов. Прошло уже пара месяцев с того момента, когда мы виделись с ним последний раз.

— Это супруге, — сказал он, как ни в чем не бывало входя в квартиру.

— Спасибо.

— Что ж ты так неожиданно уезжаешь?