– И вы думаете, что Гавар способен долго притворяться их сторонником? – не унимался Джон. – Он не способен вести тонкую игру. Этот человек застрелил свою любовницу только потому, что был недостаточно красноречив и не смог убедить ее не бросать его. Он тупой баран и к тому же опасный.

– Как ты смеешь так говорить о моем муже?! – Боуда в раздражении вскочила на ноги. – Он наследник канцлера! Ты должен выказывать ему уважение.

– Может быть, он ваш муж, но разве после свадьбы он выполняет свои супружеские обязанности? В трезвом виде Гавар не способен увидеть разницу между вами и случайными подружками из простолюдинок.

Раздался резкий звук, будто кто-то хлопнул в ладоши, и Файерс отшатнулся, прижав ладонь к лицу. Меж пальцами сочилась кровь. Боже, что произошло?!

Медленно Джон отнял от лица ладонь, и Боуда увидела осколок стекла, торчавший у него под глазом. Рубашка на груди у Джона сделалась мокрой и красной от крови.

Стакан с водой, который мгновение назад еще стоял на ее столе, осколками рассыпался по полу – удар гнева Боуды.

Боуда разминала пальцы. Она отлично знала, что́ сделала – взорвала воду.

Она не собиралась причинять Файерсу боль, но реакция ее Дара была спонтанной и честной. Почему мужчины чувствуют себя вправе постоянно подвергать сомнению ее взгляды и мнения? Даже этот, чей ум и тело ее привлекали, хотя отсутствие Дара все время напоминало, что нужно держать дистанцию.

Что ж, пусть это послужит ему уроком. Аргумент один – она ценит его советы и мнения, но неповиновение и неуважение не потерпит.

– Дай взглянуть, – сказала Боуда, отталкивая его руку и осматривая рану. Несколько осколков впились в ткань пиджака, не достав до тела, но тонкий и острый, как игла, торчал рядом с ключицей. Боуда захватила его длинными ногтями и вытащила, Файерс зашипел сквозь зубы, сдерживая стон.

Ей нужно было увидеть рану, поэтому она сняла с него галстук и расстегнула ворот рубашки. Боуда обратила внимание, как участилось его дыхание. Джон наклонил голову вперед, касаясь губами ее лба.

– Ты… – выдохнул он, когда она коснулась пальцами пореза, почувствовав, как кожа под ними нагревается. Его выдох был длинным и чувственным, его пальцы гладили ее затылок. Он находил это возбуждающим.

Боуда тоже.

Она подняла голову – губами к его губам.

– Проси прощения, – потребовала Боуда, – за неподчинение мне.

– Извините, наследница Боуда.

Когда их губы встретились, горячие и жадные, Боуде не казалось абсурдным то, что она испытывает влечение к простолюдину. Почти идеальное равновесие. Так должно быть между Равными и простолюдинами. Люди могут быть дерзкими и непокорными, но им легко показать их место, и они еще больше будут любить своих хозяев и восхищаться ими.

Боуда отстранилась, чтобы посмотреть, насколько глубока рана Джона на щеке. Серьезный порез, стекло едва не попало в глаз. Хорошо, что стакан был из тонкого немецкого стекла. Осколок глубоко вошел в рану. Ногтями она выдернула его, остался элегантный порез длиной около двух дюймов.

Боуда облизнула палец и вытерла кровь, наблюдая за тем, как рана затягивается. Исцеление не было ее талантом, но каждый ребенок Равных знал, как мгновенно закрыть порез или ссадину, чтобы не осталось шрама.

Когда она убрала руку с лица Джона, на щеке все еще виднелась едва заметная красная линия – там она останется навсегда. Вот и отлично, будет помнить, кто его поранил и кто исцелил.