Тяжело дыша, точно загнанная лошадь, я с сожалением смотрела на отпечатки своих зубов на чужой ладони. Гнев уже успел отступить, оставив после себя горькое послевкусие.
Лекарь каменным истуканом замер возле меня. Вторая его рука придерживала меня за плечо, страхуя от возможного падения с кровати, так как, несмотря на все тренировки, я всё ещё не была способна очень долго самостоятельно поддерживать корпус в вертикальном положении. Я мрачно уставилась на чужую ладонь на своём плече, затем перевела взгляд на пятна крови на бледной коже.
Тяжело вздохнув, я сложила руки на груди, изображая «летучую мышь», и слегка наклонилась вперёд:
— Я приношу свои извинения, — проговорила я клише-фразу, принятую здесь.
— Нет нужды, — последовал не менее клишированный ответ, произнесённый безжизненным голосом.
Я по привычке дёрнула головой, но остановила себя на середине этого непроизвольного жеста, после чего вскинула правую руку в жесте «нет», старательно придав руке нужное положение.
— Есть нужда, — возразила я. — Я… — мне, как всегда, не хватило слов, чтобы выразить всю глубину своего сожаления, поэтому я взяла мужчину за руку, понукая его установить ментальный контакт, чтобы я могла просто передать ему свои эмоции напрямую.
— Нет, — последовал категоричный ответ. Кровать тихо скрипнула под весом Чатьена Васта, когда он опустился на край совсем близко ко мне, чего раньше никогда не делал, предпочитая сохранять между нами социально приемлемую дистанцию. — Ненавидь меня, но говори со мной. Говори неправильно. Я буду исправлять. Я помогу.
— Я знаю, — я вцепилась мёртвой хваткой в широкий рукав ханьфу лекаря. — Я не хотела обидеть вас.
Чатьен Васт тут же исправил последнюю фразу, и я тяжело вздохнула: вот в этом и была, в общем-то, проблема. Время шло, а у меня складывалось такое ощущение, будто я стою на месте. Это убивало.
— Я устала, — призналась я. — Ничего не получается.
— Ложь, — возразил Васт. — У тебя всё получается. Ты несправедлива к себе. Дай себе ещё время.
Я недовольно скривилась.
— А оно есть? — я прямо посмотрела в спокойные карие глаза напротив. — Нельзя прятаться вечно.
— Нельзя, — согласился лекарь. — В этом нет нужды. Но и спешки нет. Продолжай заниматься.
Очередной тяжкий вздох сорвался с моих губ. Взгляд вновь сам собой вернулся к следам моих зубов на чужой руке.
— Я сожалею, — кивнув на рану, повторила я, затем вновь склонилась в просьбе прощения: — Я приношу свои извинения.
Руки лекаря привычно легли на мои локти, слегка приподнимая их вверх, корректируя позу.
— Я принимаю твои извинения, — отозвался мужчина фразой, которую я так хотела услышать, но которую по правилам нельзя было произносить в ответ на извинения. — Продолжай заниматься.
До позднего вечера Васт был занят какими-то своими делами в соседней комнате, примыкающей к моей. Я же посвятила время попыткам растормошить собственные вялые нижние конечности: я поставила перед собой цель встать на ноги и дойти до окна, чтобы увидеть что-то, кроме опостылевших четырёх стен. После нескольких часов экзекуции встать мне всё-таки удалось. Правда на этом успех и закончился: продержавшись на ногах от силы секунды три, я навзничь плюхнулась на пол, разразившись истеричным смехом. На шум, естественно, сразу же явился Чатьен Васт.