Переодеваться в его форму не было смысла. Мокрая, не по росту, да и по-немецки я не шпрехаю, поэтому взял его винтовку, патроны, тело спрятал в кустах. Пошёл в обратном направлении вдоль дороги кустами, прячась при появлении людей. К вечеру дошёл до линии фронта, подыскал себе место повыше и поукромнее, да поближе к окопам, чтобы затылки немецкие видеть, и стал ждать ночи. В темноте немцы пускали время от времени ракеты и стреляли в нашу сторону, я этим и воспользовался. Как только пустят они очередную ракету, я прицеливаюсь в какой-нибудь затылок, ракета начинает гаснуть, я нажимаю курок. Следующая ракета – этого затылка уже нет, я целюсь в другой. Так убрал всех, кого разглядел. Во время очередной тёмной паузы бросил винтовку и бегом к своим. Немцы меня заметили и начали стрелять, три пулемёта и винтовки, но мне повезло ещё раз: они не попали. Потом в шинели пару дырок нашёл, но сам целым остался. Ещё помогло какое-то бревно, попавшееся на пути, я его в темноте не увидел, запнулся и растянулся на земле. На ноге потом был здоровенный синяк, но жив остался зато. Я успел отбежать далеко, поэтому меня не стали преследовать, а вот из наших окопов отправили людей разобраться, кто это с немецкой стороны к нашим рвётся. Они, конечно, в сомнениях, а я им говорю, мол, ведите к своему начальнику, там разъяснится всё. Привели в штаб соседней с нами части, я назвал фамилию командира, свою, объяснил, что случилось, попросил срочно доставить меня к своим. Они связались с нашими, те подтвердили, что да, мол, был такой, отправили за языком вчера, не вернулся, думали, погиб. В части меня встретили, позвали группу прикрытия. Выяснилось, что они наплели по возвращении, что нас отбить не удалось, но видели, как мы все погибли. За проявленную трусость командир батальона расстрелял старшего перед строем, остальных отправил в штрафную роту.

А дальше началось самое интересное. Я знал, где немецкий штаб, видел, как он охраняется, ориентировался внутри здания. Грех было этим не воспользоваться! Собрали разведгруппу, да какую! Лучших разведчиков со всей дивизии. Ночью тихонько перешли линию фронта, подобрались к штабу, залегли.

– А почему залегли?

– Ждали когда часовые сменятся. После смены у нас 2 часа времени будет. Вот, дождались, мужики сняли часовых, мы вошли внутрь. Другой охраны не было, мы поднимаемся на 2-й этаж, заходим. Все офицеры в сборе, склонились над картой, даже не повернулись в нашу сторону, никто не ждал, что их вот так просто могут сцапать. Дальше как в кино – хенде хох, кляп в рот, вяжем, документы все в вещмешки складываем. Немецкий офицер, тот, что меня допрашивал, обомлел от изумления когда меня увидел. Два дня тому назад он бил меня в этом же кабинете пленного, а сейчас мы поменялись ролями!

– Что, отыгрался?

– Ну, не без этого… У своих мы были раньше, чем немцы пропажу обнаружили. Вот они были, наверное, удивлены, когда пришли на смену, а там ни часовых, ни офицеров, ни карт – ничего!

– Наградили вас?

– А как же, всех представили к ордену Славы, только мы их не получили. Война раньше кончилась. Или по пути они затерялись.

– Расскажи ещё что-нибудь.

– Что, например?

– Какие-нибудь случаи, опасные или смешные, что запомнилось. И вообще, война, как её изображают в фильмах, похожа на настоящую, какой ты её помнишь?

– Нет. Видно, что игра. Вот документальные съёмки – другое дело. Я даже как-то место узнал на экране, это перед форсированием Одера было, мост показали взорванный, я его помню.

– Расскажи про Одер.

– Я там 2 раза погибнуть мог. Первый раз по глупости, решили трассирующими пострелять. Мальчишки, что с нас взять! Это ещё до форсирования было, мы готовились к нему только ещё. Уселись за станковый пулемёт и давай по немцам на тот берег очередь за очередью. Недолго цирк длился, они по нам из орудия в ответ, снаряд попал в бруствер, меня контузило и землёй забросало, но откопали свои, не дали задохнуться. Отправили в госпиталь, но я сбежал. С тех пор вот и поныне у меня в голове немного шумит, но я привык уже, не замечаю.

Через несколько дней нас отправили захватывать плацдарм. На полпути до немецкого берега был остров, решили часть солдат туда заранее переправить, чтоб сократить путь и потери во время переправы, но немцы не дураки и открыли шлюзы выше по течению, вода стала прибывать. Трое суток мы стояли по пояс в ледяной воде без еды и сна, а на четвёртые наши снарядили 40 лодок по 30 человек в каждой и отправили к немецкому берегу, нас подобрали по пути, я на корме на руле сидел. Перед этим, конечно, артподготовка, но тут наши опростоволосились, там высокий берег был, немцы отошли вглубь во время неё, а потом вернулись и как давай по нам бить! Надо было авиацией действовать, бомбить их укрепления, тогда толк был бы. Это потом уже признали, но мёртвых не вернёшь. Мало кто до их берега добрался. В нашу лодку снаряд попал в аккурат посередине, почти все погибли, а меня взрывной волной в воду бросило, это ближе к немецкому берегу было, туда и поплыл. Подплываю к пирсу, он высокий, зараза, не взобраться, а вдоль воды трос прицеплен, видимо, тут лодки пришвартовывались. Я ухватился за него, держусь. В это время наши успели переправиться, закрепиться, бой идёт. Смотрю, сверху кто-то на меня смотрит, вижу – наш, кричу, мол, помоги. Он исчез, потом появился с какой-то верёвкой, вытащил меня наверх. Я побежал к своим и до вечера еще переправлял людей на тот берег, так же на руле сидел.

– А ещё эпизоды, когда ты был на волосок от смерти?

– В Гданьске случай был. Он тогда Данцигом назывался. Когда мы его от немцев освобождали, меня и ещё нескольких солдат отправили проверить подъезды. Наверху кто-то засел и стрелял по нашим. Мы разделились по подъездам. Я вошёл в свой и стал подниматься. Бросаю гранату на лестничную площадку, отбегаю назад, она взрывается, бегом наверх, пинаю все двери, стреляю в проёмы, обследую квартиры. На одном из верхних этажей не успел открыть дверь, как она открывается сама и мне в грудь упирается пистолет. Осечка! Пока немец перезаряжал его, я успел его убить из своего ППШ. Потом нашёл на полу его патрон, спасший мне жизнь, и носил его с собой как талисман. Только в 49-м в бане случайно потерял.

Ещё был такой эпизод. К нам накануне боя обратились соседи-танкисты, попросили кого-нибудь заряжающим, командир отправил меня. Ночью меня учили как заряжать, утром после короткой артподготовки пошли в атаку. То ли плохо артиллеристы поработали, то ли у немцев там сильная оборона была, только из 3-х танков наших одну 34-ку подбили сразу, а у нас водитель с открытым люком ехал, чтоб видно лучше было, снаряд точнёхонько в этот люк попал. Водителя, естественно, в клочья, болванка мимо моей ноги (вот повезло-то! Мог и без неё остаться) прямо в двигатель, он сзади. Танк остановился и загорелся. Мы через башенный люк выскочили наружу, последним пытался вылезти пятый, он рядом с водителем сидел, хотя не положено, но не смог. Я видел, как рука высунулась из люка, схватилась за металл, и упала назад. А танк уже горел вовсю. Так он с ним вместе и сгорел. Я потом зарёкся на танках воевать, лучше уж в пехоте. Хотя потом, после войны, нас ещё на 5 лет в армии оставили, служить-то некому было, и перевели в танковые войска, я успел и водителем послужить, и наводчиком.

– Сильно 34-ка от КВ отличалась?

– Нет, очень похожи, и в управлении почти одинаковы, КВ только побольше и помощнее.