— Авиньонцы… кто бы мог подумать, — Винченцо размашисто перекрестился. — Это чудо, истинное чудо.

— Нет, это не чудо, — Морхауз встал у окна, потирая шею. Голова болела, в шейные позвонки как будто опытнейший палач воткнул по иголке. Но все это было сущими пустяками в свете случившегося.

Гильермо жив.

Он жив…

— Это не чудо, — повторил кардинал, думая, что все-таки хоть фра и опытный спутник. ему еще многому предстоит научиться. — Это политика. «Французы» хорошо понимают, что любая махинация хороша до тех пор, пока прибыль от нее перекрывает издержки. Или если вопрос идет о жизни и смерти. В противном случае это уже вредные, ненужные траты, от которых следует отказаться. Ситуация с Боскэ стала слишком опасной и повлекла слишком большую огласку. Открытая война на улицах «Города картелей», скандальное, публичное убийство будущего понтифика — это цена, которую авиньонцы сочли слишком высокой. И отозвали контракт.

— Но что же теперь?..

— Я думаю, мы больше не услышим про Раймона де Го. В отличие от нас — он проиграл и заплатит за это.

— Он… — Винченцо не договорил.

— Конечно же, нет. Тихая, спокойная жизнь в далеком африканском монастыре. Покаяние и благочестивые размышления… В общем, все то, что ждало бы нас — без снисхождения и возможности когда-либо вернуться. Быть козлом отпущения, принимающим на себя все грехи, всегда тяжело, но он знал, на что шел.

— Авиньонцы захотят получить свое, за то, что Гильермо все-таки выжил?

— Безусловно. Они проиграли, однако благоразумное отступление в нужный момент — тоже имеет свою цену. Нам все же придется потесниться и уступить немного влияния, а равно иных преференций. Впрочем, здесь мы еще поторгуемся.

— И все-таки это не похоже на победу, — Винченцо покачал головой. — Слишком много… всего. И смертей, прежде всего. Андерсен, Франц, эти бродяги, которые погибли почти все. Все, кого убили наемники де Го в поисках Гильермо.

Винченцо посмотрел на патрона и тихо вымолвил:

— Это неправильно.

— К сожалению, в играх Церкви не может быть окончательного победителя, — тяжело вздохнул Александр Морхауз. — Ибо оные ведутся постоянно и неизменно, они не имеют конца. Есть лишь завершение одной партии и начало новой. Мы выиграли, наш ставленник займет Святой Престол, а мы воссядем одесную от него. И возможно — только возможно! — немного изменим бытие Святой Церкви. Но будет ли так или возможно иначе — мы увидим в новой игре. Со старыми и новыми лицами. Таков наш удел, заведенный от начала, неизменное соперничество князей Церкви…