— Я не могу, — прошептала Сандра, приподнимая голову выше, чтобы видеть его глаза, — это сильнее меня. Я не могу это контролировать.

— Вот дерьмо… Что это?! — он запрокинул ее голову еще сильнее.

Нахмурившись, внимательно рассмотрел ее шею, а затем спустился пальцами с подбородка вниз и проследил ими следы от ногтей на горле.

— Я не могла дышать, — сказала она виновато, закрывая горло рукой.

— Все настолько серьезно? — он, кажется, все еще не мог поверить.

— Теперь можешь смеяться, — сказала она, опуская взгляд.

— Хотелось бы, да почему-то не смешно, — буркнул он и осторожно отвел ее руку, закрывающую горло. — Никогда прежде не видел, как люди сами себе делают трахеотомию.

— Что там, кровь? — спросила она удрученно.

— Ничего страшного, — с фальшивой бодростью ответил он, убирая ей за спину рассыпавшиеся по обнаженным плечам волосы. — Просто царапины. А что, крови ты тоже боишься?

— Не так, как темноты, — Сандра шмыгнула носом, с благодарностью вглядываясь в его глаза. — Спасибо.

— За что? — хмыкнул он. — Невелик подвиг — вытащить голую девушку из душа.

Сандра только сейчас осознала, что действительно сидит в его объятиях почти обнаженная, кое-как прикрытая влажным полотенцем, но сейчас это ее не слишком беспокоило.

Главное — она может видеть и дышать. И она не одна.

— Если бы я оказалась в темноте, когда тебя не было, — она снова всхлипнула, погружаясь в его вязкий, магнетический взгляд, — то могла бы умереть от удушья.

В тусклом свете телефонного фонарика его глаза казались черными, а в их глубине светились желтые демонические огоньки. Жуткие шрамы, благодаря игре теней, выглядели еще страшнее, но почему-то именно сейчас его лицо казалось ей самым добрым, самым красивым и самым гармонично-правильным на свете. Повинуясь внезапно нахлынувшему чувству, Сандра накрыла дрожащей ладонью покрытую старыми ожогами левую щеку и осторожно очертила большим пальцем обожженный уголок его губ.

— Это… больно?

Помедлив, он тихо ответил:

— Когда-то было больно. Теперь — нет. Только на морозе побаливает. И на солнце зудит.

— Как… это случилось?

— Не только твои братья в детстве любили пошутить, — невесело хмыкнул Клайген. — Мой оказался тем еще шутником. Дело прошлое, птичка.