К тому времени я не играл в крикет лет десять, да и когда играл, особыми талантами не блистал.

– Да, сэр.

– У нас в это воскресенье намечается матч, а у меня в команде недобор – может быть, вы не откажетесь поддержать?

Скэтлифф побагровел от негодования, казалось, беднягу вот-вот хватит апоплексический удар – его самого ненавистного подчиненного приглашали в компанию тех, кого называют «медными фуражками»!

– Не думаю, что получится. У Флинна есть задание на уик-энд. Так, Флинн? – Он прижал меня твердым взглядом.

– Нет, сэр, уик-энд у меня свободный.

– Вот и хорошо. – Министр протянул мне фотокопию карты с обозначением маршрута к игровому полю, находившемуся неподалеку от деревни Фулкинг, в Даунсе, за Брайтоном. – Повезло, что я вас тут встретил. В пятницу, да еще в такой час, найти кого-то трудно.

Скэтлифф сдержался, чем заслужил мое восхищение.

Вот так я оказался серым воскресным утром на крикетном поле, в компании двадцати одного мужчины, занимавшихся выслеживанием подрывных элементов среди более чем миллиона подданных ее королевского величества и наблюдением за настроениями и планами остального мира в отношении всего того, что осталось от Британской империи.

Уныло моросил дождь, и я, оглядывая это странное сборище немолодых мужчин в белых фланелевых брюках и колледжских джемперах, людей, среди которых проходила моя жизнь и определялась судьба, никак не мог подумать, что однажды, и довольно скоро, один из них, со странным кодовым именем Розовый Конверт, будет вести игру куда менее занимательную.

Успех и провал зависели от того, насколько глубоко Конверт зарыл следы. На моей стороне было то преимущество, что никто из них, за исключением Файфшира и Джефкота, не знал, что я здесь. Вот только сохранить это преимущество мне вряд ли удалось бы надолго.

Интересно, как там Уэзерби? Жив ли? Качается ли на океанских водах или утонул? А может, он уже на суше и рыщет по улицам в поисках меня с секачом в руке?

Времени на доказательство своей правоты у меня оставалось немного, потому что, если я не найду ответов, мне предстоит чертовски многое объяснять. Да, действовать надо быстро – вот только с чего начать? Моя отлучка из «Интерконтинентал» расценивалась по всем стандартам как серьезное нарушение. Мне следовало сразу же пойти к Хаггету, моему теперешнему непосредственному начальнику, изложить ему факты и ждать инструкций. Объяснение, почему я так не сделал, звучало просто: я искренне считал, что в этом случае уже был бы мертв. Я знал, что наткнулся на опасную игру в прятки, и отступать, бежать уже слишком поздно.

Все проблемы чуть было не разрешились, когда я остановился в паре дюймов от кузова грузовика, не позаботившегося показать торможение. Следующую пару миль я ехал осторожнее, сосредоточившись на дороге, но потом снова втянулся в глубокие размышления, прерывавшиеся лишь редкими взглядами в ветровое стекло.

Квартиру Уэзерби я обнаружил в грязноватом, неряшливом доме неподалеку от Помбрук-сквер, в Эрлс-Корте. Здесь не было даже домофона. Я толкнул дверь и вошел. На лестнице пахло, как и во многих перестроенных под жилые лондонских домах, вареной капустой.

Уэзерби жил на четвертом этаже. На мой стук в дверь никто не ответил. Я даже не позаботился придумать, что скажу, если откроет он сам, но этого не случилось. Неприметная квартира была, однако, защищена хитроумными замками. Хранители Банка Англии извелись бы и истерзались, увидев, каким изощренным способом он закрепил свою дверь в дверном проеме. Смене взломщиков сейфов понадобилась бы добрая неделя, чтобы проникнуть внутрь. Работу вполне можно было предлагать как дипломную для оканчивающих курсы слесарей. Не имея ящика ключей, открыть эту дверь представлялось возможным разве что с помощью гелигнита. Уэзерби определенно позаботился о том, чтобы к нему в квартиру входили только по приглашению. Поскольку запастись таковым я не удосужился, оставалось лишь найти другой вход.

Дверь его соседа выглядела куда проще и открылась через пять секунд – для этого понадобилось всего лишь вставить карточку «Америкэн экспресс» между нею и рамой и подцепить язычок. Войдя, я оказался в сумрачной комнате с запахом китайских свечей и чего-то пригоревшего и населенной волосатым существом, отдаленно напоминающим человека и сидящим на корточках на протертом ковре. Существо дергало головой под звуки ситара, доносящиеся из портативного кассетника.

– Эй, приятель, – изрекло оно, – мог бы постучать.

Я замер на месте. Вообще-то мне и в голову не пришло, что в квартире кто-то может быть.

– Дверь была открыта.