– Хорошо еще, что не завалил за ней на пару дней раньше, парень, – ток вчера прогнали движок. Мы тебя до конца недели и не ждали. Не сокровище, но коли не станешь вытягивать за три с полтиной, очухается скоро.
Он быстренько расчистил место перед машиной, и я подошел ее осмотреть. Возможно, в литературном английском механик был и не силен, но в том, что касается автомобилей, его талант не подлежал сомнению. Покрашен «ягуар» был превосходно: темная синева мерцала даже в тусклом свете гаража. Дом и мебель меня не очень-то и заботили, но, если бы кто-то хоть пальцем тронул мою красавицу, я бы, наверное, разорвал его на части.
Когда я купил ее почти десять лет назад, она стояла в сенном сарае на одной старой ферме; фермер приобрел ее для своей жены в 1953 году, но после пары выездов вынужден был поставить автомобиль на прикол как не слишком приспособленный к езде по полям. К счастью, в сарае было относительно сухо, и нам не составило труда привести ее в норму. С тех самых пор нас связывают узы крепкой дружбы.
Удобно усевшись на сиденье, я положил руки на черное, с четырьмя спицами, рулевое колесо и прошелся взглядом по длинному предохранительному кожуху и верхушкам надколесных арок. Я повернул ключ, и тут же загорелась сигнальная лампочка зажигания, ожили датчики, стрелка указателя топлива рванула к концу круговой шкалы, тогда как стрелка амперметра нервно задергалась где-то по центру. Я потянул дроссель, нажал на кнопку стартера, и стартерный двигатель начал вращаться – медленно, лениво, спокойно, словом, как обычно, затем с приглушенным ударом, сопровождавшимся всасывающим звуком воздухозаборников и потрескиванием выхлопной трубы, покоившаяся на нуле длинная стрелка счетчика оборотов сорвалась с места и, немного покачавшись взад и вперед, преодолела тысячную отметку и прочно установилась на 1500, стрелка спидометра попрыгала вверх и вниз в видимом предвкушении. Я нажал на педаль газа, и стрелка тахометра плавно поднялась до 2500, после чего снова упала до 1500. Я опустил руку на небольшую шишку рычага переключения передач и перевел его в первую позицию, потянул ручной тормоз, и тот безвольно упал на покрытый половичком пол. Я снова поддавил педаль газа, и мы мягко покатили вперед – из гаража и на улицу. На несколько чудесных мгновений все мои проблемы унеслись на миллион миль прочь.
Путь был чист, я вывернул руль и добавил газу. Моя красавица казалась восхитительно отзывчивой, готовой к пробегу и пела еще приятнее, чем раньше. Располагавшийся прямо передо мной, за разделенным вертикальной перемычкой ветровым стеклом, капот прошивал дорожный поток, легко увлекая за собой все остальное.
На нашей стороне был еще и тот факт, что мы двигались против основной в этот час пик массы машин. Прокатившись по Ноттинг-Хилл-Гейт, мы крутанулись по кольцевой развязке Уайт-Сити, съехали вниз по Хаммерсмит, пересекли Патни-Бридж и через всю Патни с ветерком донеслись до магистрали A3. На окружной дороге Робин-Руд мы забрали влево, я добавил оборотов до рекомендованного механиком максимума в 3500 и спустя полминуты уже мчался со скоростью ровно девяносто миль в час. Вскоре я чуть приоткрыл боковое окно, и в салон ворвался резкий декабрьский воздух, через несколько секунд, дрожа от холода, я снова поднял стекло, чувствуя себя уже значительно лучше.
Заехав в Гилфорд, я купил электробритву, спортивного стиля пиджак, брюки, футболку, галстук и нижнее белье, после чего умылся и побрился в общественной уборной под бдительным взором гнусного вида смотрителя, похоже убедившего себя в том, что я намерен украсть кусок мыла.
Выпив в кафе еще парочку чашек кофе, я снова почувствовал себя нормальным человеком. Неплохое, кстати, ощущение.
Глава 19
Я отъехал на несколько миль от Гилфорда по объездной дороге и свернул возле указателя с надписью «Милфорд». То была сельская дорога, двухполосная, и через каждые несколько сотен ярдов на ней встречались воротные столбы – как самые обычные, так и баронские, – за которыми между рядами рододендронов тянусь к спрятавшимся где-то наверху домам гравийные подъездные аллеи. По обе стороны дороги тянулись кустарниковые насаждения, по большей части коричневатые или лишенные растительности в своем зимнем состоянии, хотя изредка между ними проглядывали и небольшие скопления вечнозеленых. Проехав по небольшому горбатому мосту, я оказался перед вереницей магазинчиков и деревенской лужайкой, на которой летом, должно быть, играли в крикет.
Осведомившись о нужном мне адресе у продавца газет, я продолжил путь. Примерно через милю я обнаружил то, что искал: дом Скэтлиффа. То был тип дома, которым должен располагать каждый уважающий себя биржевой маклер: с закосом под позднеготический стиль, построен, вероятно, в конце двадцатых годов, отстоит от дороги ярдов на пятьдесят, усыпанная гравием подъездная дорожка и засаженный вечнозелеными деревцами двор – жилище далеко не величественное, но милое. На аллее перед домом стояла заляпанная грязью «мини-метро», и я заметил, что входная дверь приоткрыта.
Я проехал мимо, потом развернулся, притормозил у обочины и заглушил мотор. Все выглядело так, будто миссис Скэтлифф собралась за покупками, что меня весьма устраивало; пусть Скэтлифф и взлетел по служебной лестнице, едва ли он уже удостоился постоянного полицейского наряда перед домом, хотя местная полиция, несомненно, и приглядывает за его домом более бдительно, нежели за остальными. Благодаря информации, полученной из Вотана, я знал, что никакая прислуга в доме не проживает, приходящая уборщица является лишь трижды в неделю, и сегодня как раз не такой случай. Имелся еще и садовник, но тот приходил во второй половине дня.
Я прикурил сигарету и включил радио – узнать, что происходит в мире. По четвертому каналу выступала женщина-декоратор, пылко раздававшая советы относительно того, как следует изготавливать своими руками рождественские украшения, в частности бумажные цепочки из упаковок корнфлексов. По третьему передавали Брамса. На втором Джимми Сэвилл беседовал с хирургом, специализирующимся в трансплантации сердец. Первый канал анализировал чарт-потенциал песни I Did Dung новой группы под названием Filthy. Все в мире шло как обычно.
Я подумал о Сампи, к этому времени она уже должна была вернуться в Нью-Йорк. Подумал о Рождестве, прикидывая, где его проведу. Посмотрел на пыль, собравшуюся в сотне мест по всей машине – над приборной панелью, на колонке рулевого управления, в самих дисках приборов, – и спросил себя, когда у меня наконец появится время для генеральной уборки.
Из подъездной аллеи выглянула передняя часть «метро», и посреди клубов пара и дыма, поднимающихся в это холодное утро от засорившегося двигателя, машина выехала на дорогу и унеслась в противоположном от меня направлении.
Запустив мотор, я последовал за ней, чтобы удостовериться в том, что миссис Скэтлифф вознамерилась посетить отнюдь не близлежащие магазины. Проехав по объездной дороге, она свернула налево, к Гилфорду. Я развернулся, прокатил мимо ее дома и, отъехав подальше, чтобы меня не было видно с дороги, остановился у обочины, черкнул записку: «Поломка», закрепил ее на ветровом стекле, поднял капот и энергично рванул к дому. Я рассчитывал, что имею добрый час в запасе, прежде чем местный бобби начнет проявлять интерес к моему автомобилю. Припарковать машину в сельской местности – всегда проблема, в городе никто не обратит на нее внимания, но для исполненного сознания долга бобби автомобиль, припаркованный посреди богом забытой глубинки, выглядит не менее подозрительным, нежели идущий по улице человек в черной маске, у которого в руках сумка с ярлычком «Краденое».
Миссис Скэтлифф едва ли планировала отсутствовать долго – она даже не заперла на замок входную дверь. Исключительно для того, чтобы убедиться, нет ли кого в доме, я нажал кнопку звонка, уже заготовив в качестве легенды нечто среднее между местным наладчиком то ли водопроводного, то ли газового оборудования, явившимся ликвидировать утечку газа в водопроводных трубах, и перебирая пальцами в кармане свое удостоверение из газовой службы. Но на звонок никто не откликнулся, и я вошел.
Дом был украшен в том же стиле, на который намекал его фасад: он был уютный, с хорошими коврами и паркетами, тогда как приятная на глаз мебель выглядела консервативной, в точности повторяя дорогой антиквариат. Картины и гравюры имели явный морской уклон, что было вовсе не удивительно, учитывая тот факт, что Скэтлифф большую часть жизни провел в военно-морском ведомстве, пусть и преимущественно в здании Адмиралтейства, нежели на кораблях.
Быстренько проверив все комнаты, я убедился, что других посетителей, о которых мне следовало бы знать, там нет. Дом был пуст.
Пройдя в кабинет Скэтлиффа, я приступил к рутинному систематическому поиску. Используемую мной систему изобрел сам Скэтлифф.