Он был окружен товарищами по команде. У него сперло дыхание. Вот и Губер прибыл с мячом. Джерри понял, что это был момент абсолютного блаженства и полного счастья.
Игрок, которого тренер обозвал сукиным сыном, обычно в этой школе становился легендой.
Все снова выстроились. Джерри наслаждался музыкой и поэзией, когда в его руки снова полетел мяч.
Когда он вернулся в школу после тренировки, к двери его шкафчика липкой лентой была приклеена записка. Его вызывали в «Виджилс».
Задание.
13.
- Эдамо?
- Да.
- Бьювейс?
- Да.
- Крейн?
- Угу, - Крейн был комиком и никогда не лез за словом в карман.
- Керони?
- Да.
На виду у всех Брат Лайн наслаждался собой. Ему нравилось что-нибудь возглавлять, добиваться, чтобы все шло гладко, без сучка и задоринки. Он любил произносить пламенные речи о распродаже шоколада, о школьном духе. Мысли о последнем подавляли Губера. Даже после развала в комнате №19, он жил в режиме слабого, но не проходящего шока. Рано утром он вставал подавленным. Еще не открыв глаза, знал наперед, что обязательно что-нибудь в его жизни будет не так, и пойдет наперекосяк. И тогда вспоминал комнату №19. На первый день или даже на второй было какое-то возбуждение. Слухи о том, что разрушение в комнате №19 – результат задания «Виджилса». Хоть и никто не упомянул его имя, он видел себя героем-подпольщиком. Даже выпускники смотрели на него с благоговением и уважением. Парни из старших классов похлопывали его по плечу, если он случайно оказывался среди них – старый добрый знак почтения в «Тринити». Но дни проходили, и неловкость снова сажала его к себе на колени. Ходили слухи. Ими всегда полнилось это место. Они выходили далеко за пределы произошедшего в комнате №19. Распродажа шоколада была отсрочена на неделю, и Брат Лайн на одной из утренних молитв вяло оправдался: директор в больнице, очень много работы с бумагами и т.д., и т.п. Еще ходили слухи о том, что Лайна беспокоит затишье в расследовании дела комнаты №19. После того разгромного утра бедный Брат Юджин куда-то исчез. Одни говорили, что у него было нервное расстройство, другие – что умер кто-то из его близких, и он уехал на похороны. Иначе говоря, все это накапливалось в душе у Губера и по ночам не давало ему спать. Несмотря на всеобщее уважение, пришедшее к нему после той диверсии, он все равно чувствовал какую-то дистанцию между собой и остальными учащимися «Тринити». Все были просто в восторге от его «подвига», но почему-то никто не хотел с ним сближаться. Как не пытался, он не мог разглядеть ту невидимую стену, которая все время напоминала о себе. Как-то утром, он встретил в коридоре Арчи Костелло, и тот оттолкнул его. «Если тебя вызовут по этому вопросу, то ты ничего не знаешь», - сказал Арчи. Губеру не было известно, что на душе у Арчи, что его пугало или волновало после тех событий. Легкая тревога не покидала Губера. Он каждый раз ожидал, что его имя появится на доске бюллетеней, что его вызовут на беседу или даже выгонят из школы. Ему не нужна была лесть одноклассников. Он хотел быть просто Губером – играть в футбол и бегать по утрам. Больше всего боялся вызова для беседы с Братом Лайном, не зная, как сможет себя вести, стоя перед ним. Он подтвердит ответ, который увидит во влажных глазах того, или действительно сможет соврать?
- Гоберт.
Он понял, что Брат Лайн назвал его имя уже два или три раза.
- Да, - ответил Губер.
Брат Лайн сделал паузу, глядя на него вопросительно. Губер вздрогнул.
- Ты выглядишь так, как будто сегодня не с нами, Гоберт. По меньшей мере, ты сегодня не в духе.