Боб из них был больше всего похож на отца – Дейси Дойса, лучшего стрелка из тех, кого мне доводилось встречать. Ведь это старина Дейси учил меня стрелять в своё время. Вот же ирония судьбы – а я учил его детей, вот этих двоих, но не Лиззи.

Её научила предыдущая мадам, и надо сказать, отлично научила! Коронный дуплет из двуствольного «дерринджера» – в пах и в пузо, это была фишка незабвенной Пышной Деборы, мир её праху!.. Теперь вот Лиззи так с негодяями расправляется.

– Вот только не успели мы ни посидеть, ни поговорить, как следует, – вздохнул Дик, продолжая рассказ брата. – Этот тип уже был здесь, и уже был налитый по самую пробку! Когда мы сели за столик, он тупо смотрел на початую бутылку, как будто хотел что-то там разглядеть. Потом вдруг повернулся к нам и понёс какую-то околесину про рудник и полную его бесперспективность. Я понял, что он основательно вложился в дело, которое плохо изучил, а теперь обнаружил, что его надули ловкие коллеги. Он так и выразился, потому что сам являлся инженером по горнорудному делу, вот и повёлся на красивое техническое описание будущего предприятия, которое оказалось полной лажей! Если бы этот человек был не так пьян, я бы с интересом побеседовал бы с ним, потому что мне небезынтересна судьба строящейся шахты…

– Какой там! – перебил брата Боб. – Этот малый слушал уже только себя, а грязь сквернословия из него лилась, как помои из опрокинутого ведра! Да ни один гуртовщик такое самой распоследней корове не скажет, что позволял себе этот урод!

– К сожалению это так, – подтвердил Дик. – Когда мы попытались его успокоить, он переключился на нас, и принялся упражняться в низовой словесности по поводу каждого.

Вот же, учёная душа! Дик – гордость этой семьи. Он литератор и естествоиспытатель, и пользуется авторитетом среди образованной братии в столице, а работает простым учителем в местной школе, представляете! Мог бы жить себе спокойно на гонорары от собственной писанины, но он хочет, видите ли, сделать так, чтобы следующие поколения местных жителей выросли образованными людьми. И надо сказать, уже многого добился, только я не знаю, хорошо ли это, или нет. Так значит – «низовая словесность»? Ну-ну, представляю!

– Матерился этот обормот, как распоследняя подзаборная шваль, – мрачно подтвердил мои предположения Боб. – И ладно бы просто матерился, ведь это у отребья что-то вроде мычания, чтобы узнавать друг друга. А ведь на вид был приличный парень! Но он на нас поволок, как будто это мы виноваты, что он свои денежки профукал.

– И что он такое сказал? – спросил я, уже догадываясь, о чём идёт речь.

– Всего не перескажешь, – замялся Боб, не привыкший к грубой речи и сквернословию. – Начал он с того, что мы все, дескать, дикари, медведи и нищеброды. Сам спустил свои деньги в отхожую яму, а мы нищеброды!

Боб прирождённый ранчеро, это всеми признано. Он выбрал путь, о котором всю жизнь мечтал его отец. Нда, вот так получается иногда – хочешь просто жить и трудиться, а вместо этого всю жизнь стреляешь во врагов, как одержимый, хоть это тебе и не по душе. Что ж, хотя бы сын воплотил мечты отца. Назвать Боба нищебродом! На данный момент он один из самых богатых людей округа, но при этом Боб не расхаживает в дорогом костюме с золотой цепью на выпирающем пузе, и не просиживает целыми днями на веранде, потягивая заграничное пойло, а трудится наравне со своими работниками, как самый обычный ковбой! Зато новая городская школа и больница выстроены на его деньги, да и церковь без него не могла бы похвастаться новеньким серебряным колоколом, звон которого, как говорят, слышен во всём штате!

– Это можно было бы стерпеть, – мрачно продолжил за брата Дик, в то время, как глаза его сделались стальными и неподвижными. – Но этот гад перешёл на личные оскорбления. В частности, он сказал, что наши матери трахались с индейцами, пока их мужья убирали коровий навоз.

Что ж, оскорбление достаточное для того, чтобы любой из местных жителей оправдал убийство заезжего чужака. Да, любой из местных жителей, но не судья. Законник, есть законник – для него параграф, напечатанный на бумаге превыше справедливости. Но, видимо, здесь было что-то ещё.

– Я тогда сказал ему, – вновь заговорил Боб, покраснев, как свекла, из которой русские варят кроваво-красный суп, – сказал, что ему следует извиниться, пока есть чем извиняться, потому что я сейчас лично сломаю ему челюсть! Но это его только подхлестнуло, и он развонялся пуще прежнего! Только теперь он взялся за нашу матушку и сказал… Сказал…

– Сказал, что она спала с медведями и свиньями, раз у неё такие дети, – договорил за брата Дик.

Голос его при этом звучал ровно и спокойно, но в глаза было страшно заглядывать. Так выглядят револьверные стволы, за долю секунды до того, как из них вырвется свинец и пламя! Так выглядет яма с кольями, в которую уже летишь…

Когда-то я читал, что в древние времена в Старом Свете оскорбление матери считалось самым страшным. Оно произносилось только в адрес врага, которого одновременно ненавидишь и презираешь. Но даже в этом случае подобные слова не бросали на ветер, а произносили лишь перед тем, как снести врагу голову, либо погибнуть самому. Вот насколько это серьёзно! Только дурак сыпет ими, как горохом из дырявого мешка, и не думает, что за базар придётся отвечать, рано или поздно.

– И тогда вы его?.. – начал я, но братья дружно покачали головами.

– Нет, – сказал Боб, приобретая свой нормальный цвет, но при этом мрачнея, как небо перед ненастьем. – Этот человек был сильно пьян, а про таких говорят – за него говорило вино! Может быть, мы бы его и повозили бы носом по полу, после чего окунули бы в дождевую бочку, глядишь он бы и очухался. Но он напал на Лиззи!..

Тут я невольно подобрался, как будто это нападение происходило прямо сейчас. Если рано умершую мать парни почти не помнили, но почитали, как святую, то Лиззи была для них живой богиней, покушение на которую каралось, как святотатство! Помнится, когда эти двое были ещё совсем юными, никто из сверстников не смел даже вякнуть что-то нелицеприятное в сторону Лиззи, несмотря на всё мальчишеское злоязычие. Да и старшие предпочитали держать рот на замке, чтобы не столкнуться с гневом неистовых братьев, не отступающих даже перед заведомо сильнейшим противником.

– Он что, попытался обидеть её в вашем присутствии? – спросил я, как спросил бы – действительно ли убитый был сумасшедшим?