Глава 10 «Мемуары Дон Жуана»

Алексей Вершинин развалился на мягком диванчике, отпил немного «Колы» из стаканчика и, приспустив на нос солнцезащитные очки, проводил хищным взглядом свою тетю, которая, неприлично вертя бедрами и скрипя своими уже немолодыми ножками, покинула «Макдак». Оценив ее сзади, Вершинин внезапно подумал, предавшись размышлениям и воспоминаниям…

«Зачем я отшил эту тетку? Дебил! Я же должен сказать ей «спасибо»! Помнится, на мое 14-летие она привела к нам в дом расстроенную и зажатую дочку ее подруги, чтобы она хоть как-то развеялась, побывала в обществе, нашла друзей. Тогда она была грустная и все время молчала.

В тот вечер я веселился от души – так получилось, что мой самый главный день я отметил сначала со своими друзьями, а уже потом с родителями и их кругом друзей и знакомых. Предкам я обещал, что весь вечер буду паинькой, хотя находиться в такой компании мне было в тягость, но деваться было некуда. Родительские знакомые в большинстве своем приходили на торжество в честь моего дня рождения, чтобы не только увидеть и поздравить меня, сказать, как я вырос, вспомнить, какой я был маленький, но и пообщаться с родителями, обсудить что-то по работе – в общем, это действо напоминало некое светское собрание… салон, как, кажется, в «Войне и мире» Толстого. Нет-нет, не подумайте, я не читал. Помню, как училка по литературе заставляла меня хоть фильмец этот посмотреть, а потом по нему сочинение написать – пришлось выполнить наказ зверской литераторши. И вот с таким окружением я чах в тот прелестный апрельский вечер, но эта девочка разнообразила мой вечерок, хотя, что же я мелочусь, она изменила мою жизнь, черт бы меня разодрал! Правда, признаюсь честно, тогда я был немного не подготовлен к такой серьезной перемене, но с достоинством выдержал ее. И не жалуюсь – это пошло мне на пользу, кстати. Ближе к делу…

Девчонка не отходила от моей тетки, сидела за столом, печально склонив голову, а Ланько все время старалась ее развеселить, что-то ей говорила, на кого-то показывала, что-то явно советовала, а та ни вперед, ни наружу – короче, ни с места с дивана. Я, как вы знаете, не робкого десятка. Я решил первым броситься в бой, хотя тогда мне было откровенно лень: ее внешность и тело с виду мне показались привлекательными, но моя голова была занята чем-то другим, поэтому подходить к ней меня как-то не очень тянуло. Я сделал это чисто из приличия и разнообразия (скукота была вокруг): поглумиться, постебаться, заорать над ней. Подбираюсь я к ней, как ненасытный и коварный тигр, беру ее за руку и молча увожу в сторонку – она и не сопротивляется, лишь ее грустное личико сделалось более удивленным от неожиданного внимания именинника. Краем глаза я видел, как тетя Света тут же повеселела и принялась мимоходом посматривать за нами, но ее излишнее любопытство меня заботило в самой последней степени. Хуй знает, чего она тогда хотела.

Я отвел девчонку в сторонку – ручки у нее были тоненькие и холодные, а я-то перец горячий, на своей-то днюхе я и коньячок со стола у зазевавшихся взрослых пиздил как не фиг делать! Спрашиваю у нее, почему, мол, такая грустная, ведь на моем дне рождения грустить нежелательно… даже в компании таких вот гостей, больше пришедших к родакам, чем ко мне. Она стояла передо мной и молчала – я тоже решил потянуть резину, дожидаясь, что она сделает. Я и в свою фирменную позу встал: ноги расставил и руки на пояс, заглядывая ей в лицо в ожидании ответа. Она еще и высокая была. Секунд через 20 она хвать меня за руку и потащила в тихую темную комнатку подальше от взрослых.

Эта блондиночка была симпатичненькой на вид: длинные волосы, чистое лицо, зеленовато-голубые глазки, накрашенные губки, длинные ножки, худенькое тельце и грудь, кстати, для ее-то возраста можно сказать уже выдающаяся. Признаться, я больше туда и смотрел, нежели на ее личико. И одета она была недурно: каблучки высокие, блестящее полупрозрачное платьице. Мы сели с ней на кровать в темноте, и она как давай рассказывать, как ей запрещают общаться со всеми, кто не угоден ее предкам, как запрещают гулять, как следят, контролируют и ограничивают ее. Разрешают общаться только с теми, кто понравится или угодит ее матери.

Знал я ее мамашу – копался как-то в папиных бумагах… любопытный и рисковый был, что сказать. Мать Лизы (так звали блондиночку) погрязла в долгах – в общем-то, попала тетка. Вот она и искала, к кому подлизаться, чтобы выгодно устроить свою дочь, ее единственную надежду выбиться в люди, обрести былой размах жизни и устроиться самой. Виду своего бедствующего положения она не подавала – она была чопорна и ужасно бедна, таких людей я определял с первого взгляда, но она зачем-то периодически вместе со своей дочерью мелькала в богатом обществе города. Одевалась же она в самое дорогое, пафосное и блестящее, что у нее было, лишь бы заметили – этим она и заглушала свою нищету и кризис среднего возраста, стараясь выглядеть молодой. А тут еще и дочь подрастает – надо же этим пользоваться.

Так вот эта стервозная мамаша Елизаветы и издевалась над ней, не давая ей спокойно жить обыкновенной подростковой жизнью, хотя вкус их бедного бытия наверняка не так сладок и приятен, как вкус моей жизни. Лиза мигом вывалила все это на меня, пожаловалась на мать и поддерживающую ее тетю Свету и горько расплакалась.

Я не мог этого долго терпеть – мучить себя и мучить ее. «Мужик, ты знаешь, что нужно делать!» – сказал я себе тогда. В тот момент будто буря вырвалась из меня – смесь всех моих сокровенных желаний, долгих и мучительных ожиданий. Пожалел я эту Лизочку в той темной комнатушке – так и лишили друг друга девственности.

Помню, мы встречались и чпокались с ней долго, чуть ли не целый год – наверно, это самые долгие мои отношения, потому что первые… пробные, так сказать. То она меня успокаивала и ублажала, то я ее – в общем, идеальная система была, но постоянство меня добивало. Я почувствовал себя полноценным парнем: мне захотелось одаривать всех своей любовью и своим телом, поэтому я старался надолго с девчонками отношения не завязывать, поэтому их у меня было целое море и больше. А эта Лиза – она даже в мою школу перевелась, чтобы быть ко мне поближе. Наверняка ей хотелось после всего, что между нами творилось, настоящей любви, но главное состояло в том, что я категорически не хотел этой самой сопливой любви. Мне она казалась противной и несбыточной придумкой романтиков – ничего кроме страстных объятий, жарких поцелуев и горячего секса для меня не существовало и не существует сейчас – я же считаю это вполне нормальным, цивилизованным и очень современным. Вот это было по мне!

С Лизой у меня были полноценные отношения, в которые включаются не только свидания и подарки, но и секс, а то до этого с другими как-то руки не доходили: им, видите ли, любовь и романтику подавай, на цыпочках перед ними бегай да хвостиком виляй – меня это всегда бесило. Но я должен поблагодарить Елизавету, мою первую девушку, первую партнершу и даже учителя, если так можно выразиться. Мы тогда просто с цепи сорвались! Как кролики… Но когда ей захотелось чего-то большего – прости-прощай… У нас все кончилось.

Из этих отношений каждый из нас почерпнул что-то свое: я наконец до конца понял всю эту премудрую женскую психологию, на примере Лизаветы я теперь имел представление об отношениях как в постели, так и вне ее. Отношения с ней стали мне настоящим мужским уроком, который подтолкнул меня вести мою нынешнюю жизнь с кучей девчонок, которые готовы вешаться на меня, причем у каждой была своя цена: кому-то хватало моего взгляда или даже одного подмигивания, некоторые таяли только лишь от моей внешности и моего присутствия, одни отдавались только из-за денег, которых у меня хоть отбавляй, остальные были стойкие и упорные, набивали себе цену. С последними у меня разговор короткий – они мотивировали меня на то, чтобы я завоевывал их, а этот процесс мне не всегда приятен. Я добивался таких, а на следующий же день бросал их, предварительно хорошенько отжарив – это было моей своеобразной местью, ведь они посмели думать, что я такой легкомысленный и буду им подчиняться. Не на того напали! После мне было плевать, сколько там на меня обозлилось, сколько обиделось, сколько разочаровалось в парнях или впало в депрессию. Мне всегда нравились покорные красотули, которые не видели в своей жизни ничего кроме меня. И в мыслях у них должен быть только я один и никто больше – только щелкнешь пальцем и она прибежит, только захочешь что-нибудь – исполнит все, а если захочешь секса, то такая и даст в два счета без лишних условий, капризов и прелюдий. Что же касается ухаживаний, подарков и свиданий, то без них, конечно же, никуда – надо же на каком-то фронте (помимо интимного) показать себя с выгодной стороны – к тому же по этой системе следуют все наиболее нормальные и прилежные девушки, а не какие-то там шлюхи и потаскушки, хотя иногда меня тянуло и на таких. Что же поделаешь, душа и тело требовали разнообразия.

Эх, люблю я говорить на подобные темы, потому что мне нравится все, что с этим связано. Но я говорил о Лизе – с ней-то я и научился трахаться по-настоящему, так и разлюбил ее, поняв, что это такое на самом деле. В детстве и юности я слышал столько предположений и фактов об этом деле, что иногда голова шла кругом от мыслей и представлений своего так называемого «первого раза». А сейчас я и со счету сбился. Тогда мне было всего лишь 14, а сейчас мне 18 лет, и девушек у меня было куча… и передряг из-за них аж две кучи…

Чем же у нас с Лизаветой-то все закончилось? Ах да, вспомнил! Однажды Лизок застала меня в туалете, когда я сосался с брюнеткой Катей из параллельного и смачно мацал ее за зад, будто снимался в одной горячей немецкой короткометражке. Вообще (что тогда, что сейчас) все девчонки из моей школы хотели меня одного, а пацаны… жались по стенкам и с завистью и презрением смотрели, как я своей неторопливой и непринужденной походкой хожу по школьным коридорам, как обрабатываю чью-то очередную телку. За мной уже закрепилась слава заядлого сердцееда – зависть всех школьных парней прекращалась, когда брошенные мной девицы отходили к ним.