Алеша Вершинин – сокровище для родителей (в его благополучии они и видели на первых порах смысл своей жизни), которое они любили и оберегали больше всего на свете. Естественно, и в финансовом аспекте все делалось во благо Лешеньки – сюда относилась и родительская карьера.

Думая о сыне, они одновременно думали и о карьере и солидном доходе. Они превратились в карьеристов, стремившихся к благополучию, продвижению по службе и получению нехилого достатка… любыми средствами.

Наверное, рождение Леши стало неким толчком вперед для его родителей; Леша стал их талисманом (так, кстати, зная свою семейную историю, считал и сам Алексей Вершинин). Рождение внука продлило жизнь почти не встающей с постели Владлене Михайловне. Она решила поддержать молодых родителей и приглядывать за ребенком, как только могла.

Вот как бы рассказал об этом сам Алексей Вершинин – он смутно помнил свою бабушку, но несколько эпизодов с ней крепко врезались в его память:

«Отец с матерью всегда рассказывали мне о своих родителях почему-то только на их поминках. Моя бабушка по линии матери умерла, когда мне было три. Бабушка с дедушкой были крестьянами. В самом лучшем смысле этого слова. Они были не похожи на других, хотели жить лучше и достойнее. Они сделали все, чтобы их дети продолжили путь к совершенству – семейная традиция как ни крути. Родители приняли эту эстафету. А теперь моя очередь встать на еще одну ступень вверх, чтобы и мои родители увидели мою силу и самостоятельность – достойное продолжение нашего рода. Но я почему-то всегда прикручивал к этому делу слова «пока не горит», хотя иногда позволял себе помечтать о будущем, которое когда-нибудь наступит и у меня, светлое и богатое… Частично оно у меня уже есть. Правда, эти мечты часто погружали меня в прошлое. И часто мне виделись всего лишь несколько сцен…

Моя бабушка сидит на скамеечке возле подъезда – я не вижу ее, а лишь слышу ее старческий голос с хрипотцой. Я, маленький, сижу на ее широких коленях и смотрю в сторону детской площадки, где играют детки. Мне так тогда хотелось сорваться и побежать туда, поиграть с ними, порезвиться, но бабуля взяла меня обеими руками за пояс и не отпускала. Она лишь говорила мне, наблюдая за детьми, какой у каждого из них характер и как сложится их судьба в грядущем – она это определяла точно. А не отпускала меня к ним, объясняя это так: мол, ты, Лешенька, будешь другим, будешь отличаться от этих детей, будешь выше и лучше их всех вместе взятых, поэтому играть с ними тебе не нужно.

Или, например, стояли мы с ней как-то в очереди в магазине. Я вообще был капризным и избалованным, но когда проводил время со своей бабушкой, то был спокоен и сдержан, чувствуя, видимо, ее закалку, строгую натуру и мудрость. Так вот, мы стояли в очереди – бабушка возмущалась вновь взлетевшими ценами, а потом у прилавка, ближе к кассе, где резали и взвешивали мясо, баба Влада (так я ее называл) брала меня на руки и на ушко мне шептала, глядя на продавщицу, на сколько та обвесила или обманула очередного покупателя.

При этом она всегда вспоминала ушедшую в прошлое советскую систему. Помню, почти всем, кто пытался ее обмануть, или тем, чьи действия не нравились бабуле, она злобно (даже матери с отцом) говорила, что они сейчас собственноручно разрушают коммунизм, который она вместе с миллионами других граждан строила десятки лет до этого смутного времени. Это произошло в случае с водопроводчиками, которые пришли на квартиру к бабушке и сделали все сикось-накось – так она не только отсчитала их, на чем свет стоит, но и потребовала с них возместить ущерб. Деваться этим двум безруким шалопаям было некуда.

Что же касается моего дедушки, маминого отца, то я его почти не помню. Я никак не могу вспомнить, видел ли я его вместе с бабой Владой – такого, кажется, не было.

Папиных родственников я-то отлично знаю, про них мне нет смысла рассказывать – мне как-то больше по душе история родни моей матери: в ней больше тайн и загадок, нежели в этой русско-американской семье, которая живет сейчас в Вашингтоне… или где-то в тех краях.

Папа говорил, что мой дед Славка – странно, что он возник уже после смерти бабушки – постоянно дарил мне шоколадки. Шоколадки от дедушки я любил больше всех, точно они чем-то отличались от других; с чужих рук я сладости не принимал. Мой беглый дедуля даже договорился втиснуть меня в какую-то спортивную секцию (к бандитам), когда мне было четыре года – мест там не было, а для меня нашлось. Там-то я и осознал важность физической подготовки и красоты мужского тела – так я и полюбил спорт, полюбил качалку.

Спасибо им, спасибо им всем! Спасибо родителям, которые сделали все, чтобы я ни в чем себе не отказывал, ни в чем не нуждался. Когда я счастлив, я вижу, как расцветает моя мама, просто молодеет на глазах, и как гордится мой папа. Когда я грущу или страдаю, то в доме тоже все идет наперекосяк.

Я только одного не знаю: как умер мой дедушка? Мама всегда увиливала от этого разговора… хотя сейчас мне, честно, как-то и не до этого».

Владлена Михайловна умерла в весьма приличном возрасте. Ее бывший муж Вячеслав Григорьевич неоднократно виделся со своей дочерью – Александра Вячеславовна всегда говорила ему, что мама болеет, и уговаривала его навестить ее и извиниться. За несколько дней до ее смерти дед Леши все же появился. Он выглядел весьма солидно для своих лет, встал перед ней на колени и попросил прощения. Владлена Михайловна простила и отпустила его. Через три дня ее не стало.

Следующие несколько лет Вячеслав Григорьевич часто заглядывал в гости к Вершининым – он успел наладить отношения с дочерью (относительно, конечно, ведь Александра очень болезненно переживала смерть матери). Он познакомился с Сергеем, успев также понравиться и своему внуку Алексею. Через несколько лет – как раз на рубеже веков – его визиты резко прекратились.

Так и закончилась история прошлых поколений, непосредственно связанных с нынешним положением семьи Вершининых, поэтому перейдем к ныне живущим…

Сергей Вершинин после института трудился в банке на испытательном сроке, на самом низшем месте, как это и полагается новым и неопытным сотрудникам. Однообразная и неперспективная работка – нудная и скучная. Такой работы он не терпел, поэтому не был намерен долго на ней задерживаться.

Вообще, Вершинин очень долго стремился к тому, чтобы стать в банке воистину незаменимым работником. К своей цели он рвался ненасытно, иногда даже обманом, хождением по головам, хамством, унижением и подхалимством. Такие были жесткие и беспощадные правила карьерного роста – покажи себя и попробуй выбиться в люди. Молодые специалисты, толпами приходящие в банки в поисках работы после высшего учебного заведения, имеют два пути: устроиться на низший пост и так там и работать спокойно и безвылазно; либо, начиная с низов, карабкаться, взобраться выше любой ценой, произвести впечатление, получить повышение, заработать деньги.

Такие вот яркие, активные, полные сил и рвущиеся к власти молодые кадры, приходя на свое первое место работы, где они активно начинают показывать себя, радуют отнюдь не всех – одним их старание и рвение нравятся, а другим они надоедают, составляют нехилую конкуренцию. Как правило, последние и являются препятствием для таких специалистов, готовых озолотиться на работе в банке, что, кстати, вполне реально и осуществимо при условии, что вы сотрете себя в порошок.

Что-то похожее происходило и с Лешиным отцом. Для начала следует сказать, что из шести человек, которые пришли с его потока в этот банк, через год осталось только двое, а еще через несколько лет в гонке за должностью и несбыточной для остальных мечтой в виде бессметного богатства остался только один. Все пришедшие поначалу стали жестоко конкурировать между собой, что ужасно забавляло опытных сотрудников банка. На месте Сергею Вершинину не сиделось – сидячая и монотонная работа его раздражала – он хотел совершать подвиги и приносить пользу. Вскоре его заметили, но не то руководство, которое имело право вознаградить нового сотрудника за знания, упорство, проделанную на отлично работу и стремление совершенствоваться. Заметили Лехиного отца те, кто не хотел иметь в своих рядах перспективных новичков, которые в один прекрасный день могли занять их место, подняться выше и вовсе сместить с должности какого-нибудь оступившегося руководителя. Именно они активно вставляли новеньким палки в колеса – в число неугодных попал и Сергей.