Я боюсь закрыть глаза, боюсь даже моргать, потому что знаю — открою глаза и увижу старый линолеум кухни в разводах собственной крови.

Дыхание прерывается, звучит короткой очередью, воздуха не хватает, чтобы вдохнуть как следует, он весь вдруг окаменел и не лезет в меня, царапает горло острыми гранями. На королевском гербе кареты танцуют золотые блики, как будто сзади что-то горит…

— Аааааа!

Люди бросаются врассыпную, валятся друг на друга, кричат. По земле прокатывается дрожь, брусчатка вздымается под ногами, словно под нею проснулось и пытается сбросить нас древнее нечто. Отец теряет равновесие и выпускает меня, в руке блестит длинный кинжал. Я падаю, удар спиной оземь вышибает дух. Подхватываюсь и вижу, что он устоял на ногах — и теперь прорывается к лошадям, отмахиваясь от преследователей, кинжал сверкает серебряной молнией. Кто-то вскрикивает, шарахается в сторону.

Я срываюсь с места и бегу за ним, но мимо, обгоняя, проносится ток холодного воздуха. Прохлада касается щеки, удивительно знакомое ощущение… Оглушительный треск, будто целый айсберг откололся от льдины и протаранил площадь.

На глазах всего города из ниоткуда вдруг вырастает исполинское кольцо льда, внутри которого заточён герцог Вилфорт. Я вижу, как мечется его силуэт, бессильно колотит по синеватым искристым стенам.

В воздухе ещё висит шлейф этой силы, прохладной и свежей, как глоток горного воздуха. Не веря, я оборачиваюсь, пропитанный кровью ворот рубахи отклеивается от шеи.

Семеро магов бегут по голой земле, брусчатка вокруг топорщится раскрытой шишкой. А впереди них тот, из-за кого я мигом забываю об усталости, страхе, о том, что порез на шее кровоточит и что вся площадь смотрит на нас. Спотыкаясь, я несусь со всех ног, и ни одна птица в мире не смогла бы меня обогнать.

Я влетаю в его руки, вдыхаю запах и не могу выдавить и звука, потому что в горле стоит ком. Он здесь, он здесь! Я не верю до конца и вжимаюсь сильнее, чтобы впитать его всей собой и осознать уже в полной мере.

— Не плачь, моя радость, слышишь? Не плачь, всё хорошо, — шепчет Дариан, и только тогда я понимаю, что реву в три ручья, уткнувшись ему в грудь.

Я сопротивляюсь, но он всё-таки отстраняет меня, обхватывает лицо ладонями. Наши глаза встречаются — и пусть хоть вся площадь провалится, хоть весь Регелан поглотит ненасытное море, — ничто не имеет значения в этот миг. Я цепляюсь за его руки, за лицо, белые волосы скользят под моими пальцами, смех мешается со слезами.

Он целует меня. И ещё. Коротко и сильно, так, что не нужно слов. Привстав, я обхватываю его за шею, тяну к себе, утыкаюсь носом куда-то в ухо. Ласковые сильные руки сходятся на моей спине — и тёплое чувство расходится по всему телу, отрезает невидимой леской висящие на нём грузы.

С титаническим усилием воли я отлипаю от него и гнусаво бормочу, то и дело шмыгая носом:

— На нас точно все смотрят.

— Их проблемы, — говорит он и улыбается мне одной.