Краски под безоблачным небом светились так ярко, что глаза болели, из пёстрого многоцветья выпадали отдельные пятна: солнечно-жёлтые ленты в косах, кроваво-красный шейный платок, сугроб белоснежной шали. Запах смолы и дерева заслонил собой мир, навязчиво лез в нос.
Стянутые в тугой пучок волосы тянуло, отвлекая. Я мотнула головой, как рассерженная лошадь, вытерла влажные руки о штаны. Под рёбрами закаменело от волнения, всё тело сжалось пружиной. Всё или ничего.
Мир раздваивался. Я чувствовала это так же отчётливо, как запах пота от герцога Вулверика, как выщербленный край ступени под ногой. Нашла глазами принца...
И в этот миг прямо над нами поплыл колокольный звон.
Сигнал.
— Пора, — бросил Эдельгар. Губы сжаты, в глазах пылает решимость.
Молодой лев пришёл изгнать старого.
Под прикрытием наших гвардейцев мы покидаем ратушу и пробираемся вперёд, к помосту, разрезая ряды музыкантов, как ледокол. Прямо сейчас в город проникают наши союзники, пользуясь тем, что основная стража сосредоточена в районе площади. Мы остаёмся внизу, а Эдельгар на десятом ударе колокола в лёгком прыжке взбирается на помост и выпрямляется в полный рост. Открытый взглядам, он предстаёт перед целым Данкрифом.
По толпе прокатывается слитный вздох.
Недоумение, испуг, ликование — всё в этом звуке.
Пользуясь всеобщим замешательством, я поднимаюсь следом, хоронясь за спинами пажей, фрейлин и девочек с корзинами лепестков.
Вижу отца. Его скулы почти такие же белые, как шёлк, укрывающий помост, напомаженные волосы сально блестят. В пене пышного воротника голова кажется слишком маленькой. Он стоит напротив королевы, сменившей траур на свадебный наряд с таким длинным шлейфом, что его тащила целая дюжина пажей. Рука в руке, они встречают появление Эдельгара с одинаково деревянными лицами. Священнослужитель роняет молитвенник, пажи суетятся, дёргают друг друга за рукава с раскрытыми от восторга ртами.
Принц выходит к самому краю помоста, разводит руки, будто внимание и так не приковано к нему намертво.
— Мой народ, жители Регелана!..
Но отец не был бы собой, если бы позволил победе выскользнуть из рук, когда уже почти сомкнул их на нежной шее.
— Схватить предателя! — командует он, указывая пальцем с перстнем-печаткой. Не дрожит, отмечаю я мимоходом и подбираюсь ещё ближе, расталкивая плечами надушенных фрейлин в кринолинах. — Убийца короля предстанет перед судом!
Стальная уверенность в его голосе гипнотизирует, ею можно разгибать подковы и поворачивать реки вспять. Не удивительно, что несколько гвардейцев послушно делает шаг в сторону принца. Я напрягаюсь, на кончиках пальцев трещат разряды — пусть только рискнут!
Но остальные стоят на месте. Они знают Эдельгара не как лицо на портрете, не как громкое имя в списке престолонаследников, а лично. Он никогда не чурался людей, относился по-человечески ко всем, кого отец считает вторым сортом — и сейчас это сыграло в его пользу.
Вышедшие вперёд теряют решимость, оглядываются и всё-таки отступают обратно со смущением на лицах. Я прямо слышу их мысли: «Надеюсь, никто не запомнит, что это был я».
— Мой народ, — повторяет принц, его голос наливается силой и взлетает над огромной толпой, — жители Регелана! Пришло время призвать к ответу виновных! Мой отец, ваш король, вероломно убит. Я был там, видел его смерть от бандитской стрелы и сам едва не погиб. Не только король пал в тот день, четырнадцать достойных людей покинули этот мир навсегда! Моя душа горела горем и яростью, я жаждал справедливого возмездия! Но что же я услышал, когда вернулся? Королева и Третий советник казнили моего дядю, который никогда в жизни не злоумышлял против брата!