Заплывшие глаза мечутся по лицам, пока не останавливаются на одном.

— Этот! Этого знаю! — орёт он и содрогается всем телом, потому что сэр Броуз снова тянет его за лохмы. — Третий советник! Это он нас нанял! Мы просто дело делали, как всегда было, по тёмному закону живём! Наёмник не спрашивает, наёмник делает! Герцог ваш всё придумал, — захлёбывался словами Ленни так, словно боялся опоздать, — слил нам всё, ха-хха, про охрану слил, про то, в какой карете король с принцем едут. Он и принца велел кокнуть, да там девка оказалась из магиков, про которую не упредил.

— Идиот, — процедил герцог, — ты себе этим свободы не купишь. Тебя повесят на этом самом месте, скудоумное отродье.

— А и пусть, — оскалился Ленни, демонстрируя выбитый зуб, — да только ты рядом закачаешься. Моя дорожка всё равно сюда вела, а в такой компании и повисеть не стыдно. Ишь ты, с самим герцогом на одной перекладине болтаться буду, хха!

Вокруг отца незаметно расширялось пустое место. От него пятятся, как от прокажённого. Он понимает это, кривит рот в злобной гримасе.

А потом замечает меня.

Бросок кобры — и к моей шее прижата сталь. Так быстро, что я не успеваю ничего сообразить, просто раз — и кожу уже холодит лезвие, а плечи стискивает рука, едва не ломая кости.

— Если хоть кто-нибудь попробует меня остановить, — шипит отец над моим ухом, — я вспорю ей горло. Если хоть кто-нибудь последует за нами — я вспорю ей горло. И не думайте, что у меня дрогнет рука.

Вместо страха я взрываюсь гневом, кровь закипает в миг. Да что ты за мразь такая! Я хватаю его руку и посылаю разряд, трещит электричество, шевелятся волосы — сейчас! Но магия ухает в никуда.

Как?..

Перстень-печатка бликует, когда он стучит пальцем по моему плечу.

— Второй раз одним и тем же фокусом меня не достать, — говорит отец и тащит прочь с помоста, прикрываясь мной, как живым щитом. — Расступились, смерды!

Мой разум скачет зигзагами, вертится, пытается отыскать выход из этой ловушки. Нельзя даже дёрнуться, наточенное лезвие режет кожу как масло. Герцогу нужно лишь дёрнуть рукой, чтобы оставить смертельную рану.

Толпа ревёт вокруг меня, её штормит, когда приходится расступиться. Рты молят, ругают, клянут, но руки не смеют тронуть. Я беззвучно шиплю проклятия, клокочу от ярости, но сколько ни пытаюсь расколоть его череп магией, всё зря. Амулет работает, поглощая каждый заряд. Я не сдаюсь, надеюсь перегрузить его, исчерпать прочность.

Запах озона следует за нами, отмечая путь, я вижу лишь то, что впереди — карета, в оглоблях которой гарцуют белоснежные кони. Прекрасные, они похожи на сон — и от этого лишь сильнее ощущение кошмара, от которого нужно проснуться.

Я пытаюсь затормозить, упираюсь ногами — и тогда нож острой болью впивается в горло. На лбу мгновенно выступает пот. Горячая струйка крови струится под воротник.

Вот, когда липкий страх просочился из живота, вот, когда он задрожал тонкой плёнкой вокруг каждого органа. Голос толпы перекрыло биение сердца, бешеная скачка в груди отдаёт в рёбра.

Голос разума убеждает, что я нужна ему живой, что козырную карту не рвут на куски. Но и его не слышно за шумом крови, за тем слепым ужасом, что смотрит из темноты.

Никто не придёт.

Никто не поможет.