Снежок бодрил. В самом городе он уже изрядно почернел от вылетающей из многочисленных труб сажи, а за городом наверняка радовал глаз белизной. Жаль, времени прогуляться за город не было. Все, что я мог выкроить реально, – это час, может, полтора, и потому пришлось ограничиться набережной да въездом в столицу.
На сей раз Мэри была со мной. Мне было очень неловко, что я за ворохом дел почти не уделял времени супруге, а она постоянно думала обо мне, а недавно ухаживала, пока я отходил от раны. Зато никаких карет. Мэри прекрасно держалась в седле, сейчас, разумеется, дамском, словно подавая пример несколько раскрепостившимся дамам. Так-то моя отважная капитанша легко могла использовать и обычное седло, то, которое считалось мужским. Только надо ведь хоть немного соблюдать приличия. Не поймут-с.
Переправляющийся через реку обоз мы заметили сразу. Небольшая вереница саней довольно бодро спустилась с той стороны на лед, крепкий после наконец-то наставших морозов, и теперь двигалась к нашему берегу. Обоз и обоз, мало ли кто направляется в столицу огромной империи, хотя бы везя на продажу продукты, однако мы почему-то застыли группкой всадников. Группкой – с нами был верный Ахмед, раз не по чину выезжать совсем без слуг.
Но мы же никуда конкретно не направлялись! Какая нам, татарам, прости, Ахмед, разница: ехать, стоять? Вдруг, словно по мановению волшебства, вечные прибалтийские тучи разошлись в стороны, и в просвете показалось редкое здесь солнышко. Мне сразу вспомнились ненаписанные строки Пушкина про мороз и небесное светило.
Нет, но правда здорово! Ветра практически не было, холод лишь бодрил, и яркие лучи радовали сердца.
– Там Калинин, – вдруг произнес остроглазый татарин. – Его слуги на головном возке.
– Аркадий!
Мне стало радостно вдвойне. Если радость можно выразить в каких-то единицах.
Былого соплавателя я не видел давно. Не так уж часто мы пересекались по нынешним временам, когда он вечно мотался по Европе, а у меня хватало дел в различных краях империи. Но те, кто прошел через флибустьерское море, стали друг другу гораздо больше, чем братья.
Глаза Мэри сверкнули радостью. На пути в Россию, уже очень давно, они с моим былым компаньоном оказались на одном корабле, следовательно, и ее отношение к Аркаше было очень положительным.
Мы переглянулись и пустили коней вскачь. А что? В своей компании чинами не считаются.
Кавалькада саней застыла посередине Даугавы. Ну, привык я называть западную Двину на будущий местный лад. И точно, дверца головного возка открылась, и на лед выскочил Калинин.
– Здорово! – Я тоже соскочил с коня и заключил приятеля в объятия. – Ну, как ты?
– Да все хорошо. Война-то как?
– Пока затихла на зиму. Крым взяли, остальное посмотрим. – Я выпустил Аркашу и помог супруге спуститься на грешную землю.
Пока Аркаша целовал протянутую руку, я посмотрел на прочую часть обоза и увидел, как оттуда вылезает пара мужчин.
– А это кто с тобой?
По правде говоря, вопрос прозвучал больше ради приличия. Был, разумеется, шанс, что вместе с Аркашей прибыли нужные нам люди. Геологи, к примеру, или мастеровые необходимых специальностей, да мало ли кто нам был нужен! Но в любом случае все гражданские специалисты шли к Флейшману и меня фактически не касались.
– Так, какие-то дельцы, – отмахнулся Аркадий. – Хотят торговать чем-нибудь прибыльным, а чем – толком сами не знают.
Удивительно, насколько меняются люди! Калинин сам до переноса трудился в какой-то фирме, и очень сомневаюсь, будто ему было не все равно, на чем зарабатывать деньги. Но наша карибская эпопея превратила вечного мальчика в настоящего мужчину. Последующая же сделала из него государственного мужа.