Не подумайте, что ропщу на одиночество – жалоблюсь по-стариковски, не так это. Было время хандрили, но с некоторых пор занятие появилось, смыслом да силой житие наполняет, унынию места не дает. Как раз об этом хочу поведать, обстоятельно и по порядку.

Жизнь наша с Машей пролетела, глазом моргнуть не успели. Почти всю ее в родном селе прожили. С городом тоже малость знакомы, не смотрите что деревенские – студентами оба были. Маша на учителя, я на врача, выучились. После института в родной край работать вернулись, так с тех пор и здесь.

Пока работали никогда не жалели, что не уехали, да и причин не было. Семья крепкая, дети – отрада родительская, работа у обоих благодарная. Местные люди, кто нас знает, и сейчас уважительно относятся – дела наши помнят. Чьим-то ребятам Маша по учебе помогла, кому-то я здоровье поправил. Трудились без отдыха, еще подшучивали частенько – на пенсию скорее бы, надоело сверхурочно на работе пропадать. В итоге дождались, сбылась мечта наша шуточная, уж несколько лет на законном отдыхе.

Не по душе оказалась жизнь без любимого дела. Мрак беспросветный – так можно назвать время, когда на пенсии оказались. Все словно чертой разделилась – прошлым жить стали. Будто части себя лишились и не мудрено это, когда все что знал, вдруг не твоим стало, словно ампутировали.

Маша, так она чуть раньше с работы ушла, вижу погрустнела. Будто хворь какая на нее напала. – Что не радуешься отдыху долгожданному? – Шутил, как мог поддерживал. Сам-то причину понимал, боялся момента, когда к ней присоединюсь – зачахнем ведь сразу.

Что мы только не делали, каких занятий себе не придумывали: грибы да ягоды собирали, травы разные, целебные. Рисовать Маша пробовала, я из дерева поделки мастерил. В общем, разные увлечения появлялись и довольно быстро уходили. Испугались, когда дело до виноделия дошло да курения трубки – решили прекратить. Смирились, успокоились – хватит экспериментов. По большей части стали в доме да огороде копошиться, а главное деток с внучками в гости поджидать.

Маша, она ведь, как и я, всю жизнь в одном месте проработала, физику в школе преподавала, а это сами понимаете – наука серьезная. В естествознании души не чаяла с упоением детям рассказывала о природных явлениях, научных открытиях. Нравилось детям ее умение интересно предмет вести. Даже мне от этих знаний доставалось, до сих пор, как примерный школьник объяснить могу устроение радуги, звука и многих других явлений природы.

А теперь представьте мое удивление, когда обладающая недужим умом жена, заявила: – Пойду в церковь схожу. Соседка мол сказала, – туда священник приехал, молодой парнишка, бороды даже нет. Уж больно люди его хвалят, выслушает, совет дельный даст, к каждому у него подход найти получается. Столяр наш деревенский, да школьный директор – люди во многом совершенно разные, у обоих мнение о нем хорошее сложилось.

А мне-то что, вижу приободрилась, пусть думаю сходит, развеется. Церковь в нашем селе каменная, со старой позолотой куполов, как водится у озерца стоит. Смотря на нее, всегда удивлялся, какая вера у людей должна быть, чтобы самим жить в домах скромных, а религиозные сооружения словно дворцы возводить? Признаться, с долей иронии на это дело смотрел.

Домой супруга сама не своя воротилась, задумчивая, тихая. Весь вечер промолчала. На расспросы кратко отвечала, – мол, обдумать кое-что ей нужно, многое еще не понятно. – На следующий день вновь в церковь собралась, чем удивила меня сильно. Так и стала частенько туда хаживать.

Поразительно, но со временем жизнерадостность к Маше возвратилась, жалобливость исчезла. Еще надо мной подтрунивать стала. – Рано в старики записался, нос повесил. – Дескать, там надо забор подправить, а там скамейку починить. Я все дивился и ждал, когда наскучит ей забава новая, верх возьмет образование да рассудительность.

Конечно допытывался, чем паренек, священник этот, ее здравомыслящего человека пронял? На что Маша невозмутимо отвечала. – Мудрость учения Христова нам разъясняет, – и видя мое недоверие, добавляла, – там ведь действительно есть над чем задуматься.

Подобными словами она меня из равновесия выводила. Не понимал шутит так или всерьез говорит. На все дальнейшие расспросы и попытки что-либо прояснить, отвечала коротко. – Вера, дело личное. Сходи в храм, поговори, вопросы задай. Священник этот образованный, думаю общий язык вы найдете.

И что вы думаете? Пошел же, и день тот накрепко мне запомнился. Случилось так, что возле церкви проходил, приостановился, с интересом начал ее рассматривать – будто не видел давно. Разговоры с женой вспомнил. Любопытство, уже во мне жившее, неодолимо зайти потянуло, что словно во сне я и сделал. Дверь входная, огромная, громко скрипнула. Ну думаю сейчас на меня оборотятся. На удивление, народу вовсе не оказалось. Осмелел, зашел, стал по сторонам оглядываться. Внутри все как полагается: иконы, несколько свечей горит, ароматом приятным все помещение наполнено. Так и от Маши пахнет, когда домой возвращается. Атмосфера намоленности ощутилась, словно осязаемая она в этой церкви была. Люди ясно представились, что здесь счастья да здоровья просят, что к святым обращаются, взирающим со стен вокруг.

Вдоволь наглядевшись, натоптавшись на месте и в шутку решив что сам сегодня молится не буду, я собрался уходить. Неожиданно приветствие раздалось: – Здравствуйте, добрый человек! – От усиленного высокими сводами голоса я заметно вздрогнул, огляделся и только тогда увидел темноволосого парня в черной одежде до самых пят. Оказалось, он все время тут и стоял, буквально слившись с плохо освещенной стеной. Оконфуженный, раздраженный таким поведением, тем не менее, на приветствие я ответил и сразу сообщил, – что зашел полюбопытствовать и уже ухожу. – Задерживать священник меня не стал, но пошел следом, проводить. На улицу вместе вышли, так же за церковную ограду, так и дальше пошли. Некоторое время молчали, затем парень спросил. – Можно поинтересоваться о вашей профессии?

– Всю жизнь врачом проработал.

– Подобные вам – пример для подражания. Скажите, приятно пользу от своего дела осознавать?

– Когда действительно делал, даже горд был, сейчас такого не испытываю. Словно устаревший механизм, этим самым людям, не нужен оказался.

– Значит вы пенсионер. – В словах парня, сочувствия не было. – Мне кажется, переживать из-за этого не стоит, любая работа лишь часть и далеко не главная в жизни человека. Возможно, у каждого из нас есть более первостепенный смысл.

– Почему о своей религии вы говорите с сомнением? Разве слово – “возможно”, сочетается с верой в вашего Бога!? Вы же его подразумеваете, говоря о первостепенном смысле для каждого?