Узнав причины, стал понимать что со мной происходит, но думаете стало легче? Ничуть. Все так же хотелось уподобляться женщине, одеваться как они, божественно пахнуть.

В тоже время я желал быть мужчиной и со свойственной нам твердостью боролся за собственную полноценность. Искал и находил множество причин освободится от порой властвующих желаний. Пытался рассуждать, задавался вопросами. Вот зачем женщина с помощью одежд и косметики стремиться стать лучше, чем есть на самом деле? Представлял, как пусть и человекоподобная обезьяна натягивает на себя цветастые платьица, красит губы, душится. Видел себя в этой обезьяне и с отвращением корил. Даже женщина растерявшая способность к самокритике приукрашиваясь, часто выглядит несуразно, а теперь представьте в этой роли плечистого, заросшего растительностью мужчину.

Девушка увлеченно продолжала, забавно подтрунивала над собой, ее шутливый тон заставлял улыбаться. Я любовался изящными движениями, прямой и одновременно легкой осанкой. Собеседница по ту сторону Неваляшки совсем не вязалась с образом описываемого ее мужчины. Наоборот, столь миловидная особа буквально завораживала. Кто в действительности находится по ту сторону экрана – забылось чуть ли не сразу, рассказчица обладала привлекательностью и харизмой, было приятно видеть ее и слышать.

– Потом я встретил ту, что стала моей женой, – продолжала историю девушка, – и без утайки поведал о своем пристрастии.

– Лично мне твое «второе я» даже нравиться, – заверила тогда еще будущая супруга. – Скажи только одно, – удержишь себя под контролем, сохранишь в тайне собственное пристрастие? Ради собственных детей, сможешь всю жизнь оставаться нормальным мужем, любящим отцом? Конечно я мог и всей душой желал этого!

Тем, кто тебя понимает и принимает начинаешь дорожить, в итоге наши отношения переросли в счастливый брак. Любовь к театру свела с супругой и именно в театре нашло особенное выражение мое «второе я». Как оказалось, женщин я играю гораздо лучше их самих, по крайней мере многих.

Что касается публичности, с годами убежденность только крепла – об особенностях подобных моей открыто заявлять нельзя. Мир людей обширен, есть и менее пристойные особенности – реклама недопустима. Тот, кто действительно не может полноценно жить без своей, часто болезненной страсти, пусть сам приходит к ее воплощению, не нужно никого подталкивать к зачастую бессознательным экспериментам.

Помню, как придя в Общество тяготился, не смел даже в одиночестве, в собственном доме, воплощаться. Страшился множества видеокамер вокруг. Потом доверился. Со все утихающим трепетом стал делать это не скрываясь, зная что возможно за мной наблюдают. Пришло понимание: если случится непоправимое – значит кто-то совершит преступление – моя личная жизнь станет общедоступной. Тогда останется лишь надежда на понимание, близких и друзей.

Вот и все дорогой сосед, теперь знайте, что посвящены в страшную тайну – девушка с показной строгость погрозила пальчиком. – Если кому проболтаетесь, вам несдобровать. – В знак согласия, я торопливо закивал. – Что ж, хорошо, тогда давайте прощаться. Всего вам доброго и не забывайте нас!

В ответ, как мог выразил благодарность, вскоре наши Неваляшки разъединились. Было немного жаль, что общение продлилось так недолго – человек мне понравился. Позже я познакомился с постановками театральной группы, где эта девушка играла. В итоге стал поклонником их творчества. Часто досуг свой проводил за просмотром работ – именно с ее участием. Смеялся до слез, грустил, восхищался красотой и глубинной человеческих отношений. Ребята создали множество историй, волнующих и поучительных. Здесь я упомяну только одну, пришедшуюся кстати.

“В офисе находятся четверо мужчин, трое из них сидят за столами и не смотря на громкий раздражающий крик не отрывают взглядов от рабочих экранов. Четвертый мужчина и есть источник шума, он грозно навис над скромно сидящей женщиной, опустившей голову над бумагами. В образе женщины я смутно узнал своего второго соседа. Героиня, которую он играет чрезвычайно серьезна с уставшим лицом в строгом костюме. В отличии от многих предыдущих ролей, в этой женщине нет ни чувственности, ни кокетства, волосы плотно собраны, никакой косметики.

С деловым видом, методично, страницу за страницей, она просматривает большую кипу документов, периодически что-то выписывая. Удивляет выдержка с которой она выносит нападки. Один только вид взбешенного мужчины способен вывести из равновесия, каждое движение выражает воинственность, от переполняющей его злобы на белках выпученных глаз виден кровавый рисунок капилляров. Взгляд кричащего не выражает осмысленности. Непроизвольно, возникает опасение за хрупкую даму.

По всей видимости, суть претензий мужчины мало касается работы в основном он высказывается о внешности женщины, пытаясь вовлечь ее в не относящиеся к делу пререкания. Не исключено – он питает к ней личную неприязнь.

Вскоре, со стороны злодея начинают сыпаться откровенные ругательства, на что женщина лишь сильнее ссутулившись, на мгновение поднимая голову и пристально смотря обидчику в глаза, быстро повторяет только что услышанные слова – переадресуя их обратно. Как ни странно, столь нехитрая тактика действует. Мужчина пробует придумать несколько совсем уж грязных оскорблений, но тут же получает их обратно. Смысл повторенного попадает в самую точку – пыл злодея стихает.

Женщина словно оградившись невидимым барьером спокойно продолжает работу, кажется она вообще перестает обращать внимание на столь досадливое недоразумение. В итоге мужчина ретируется.

В самом конце ролика, крупным планом, камера показывает дрожащие губы женщины.”

«Мужество». – Так называлась данная постановка.

***

Хочу поделится радостной новостью, после общения с третьим соседом я вернулся за стол в своем кабинете и вновь приступил к работе. Знаете, как бывает, копится в душе что-то, словно пружина сжимается пока не произойдет событие, служащее спусковым крючком.

На лице этого человека отражалось хоть и затертое временем, но окончательно не исчезнувшее выражение властности, в голосе нет-нет, а проскальзывал тон выработанный привычкой распоряжаться другими людьми. В Обществе подобный пережиток встречался редко и сразу обращал на себя внимание, особенно тех, кто на собственном опыте столкнулся с иерархией, с дикой необходимостью руководить другими или подчиняться самому.