Герцог действительно был очень импозантным и даже весьма брутальным с виду мужчиной, да еще и большим модником при этом. Длинный нос, чуть скривившийся от сильного удара – тяжелым прикладом турецкого ружья (как сам фон Круи рассказывал про то), светлые длинные усы, водянистые прозрачные глаза, пышный парик – в мельчайших кудряшках, на лиловом кафтане красовались разноцветные орденские ленты, на шее – золотая цепь с алмазными звездами… Не кавалер – а картинка идеальная! А как рассказывал, сукин сын, как рассказывал! Не хочешь, а заслушаешься! И все о себе, любимом, о героизме собственном, небывалом…

«Натуральный барон Мюнхгаузен! – подозрительно высказался внутренний голос. – Я бы такому вруну – даже эскадрона драгунского не доверил бы…»

Царь, выслушав аргументы Егора, чуть нахмурился, после чего беззаботно улыбнулся и уверенно подвел под этим разговором жирную черту:

– Может, охранитель, ты и прав! Ладно, возьмем этого цезарца с собой – в зимнюю вылазку на генерала Шлиппенбаха, посмотрим его в настоящем деле…

А вот такого поворота Егор совсем не ожидал: мало того что и присутствие самого Петра – при осуществлении этой рискованной и бесшабашной операции – было крайне нежелательным, так тут еще и герцога (неизвестного – по большому счету, и совершенно непроверенного!) приходилось брать с собой… Но дальше спорить с царем он не стал: себе дороже, можно было запросто нарваться уже на серьезные и крупные неприятности. Например, Петр Алексеевич, сильно разгневавшись, мог этого сладкоголосого и хвастливого герцога назначить командовать всей предстоящей вылазкой, а мог – и на себя лично стянуть руководящее одеяло…

Фон Круи, которого, естественно, пришлось ознакомить с оперативными планами диверсии под Дерптом (вернее, на мызе Эрестфер), пришел в неописуемый восторг и зашелся (на немецком языке) в нескончаемых и нудных комплиментах:

– О, какая замечательная придумка! Дерзость и коварство – залог успехов воинских! Сами великие маршалы – Вобан и Люксамбург – были бы в восторге… Кто придумал сие? О, Александр Данилович, господин генерал-майор, сэр Александэр! Примите мои искренние уверения в бесконечном и полном уважении! У вас прекрасные задатки стать со временем – великим и славным полководцем! Я бесконечно рад нашему знакомству…

– Как считаешь, любезный герцог, не маловато ли будет для славной победы всего двух полков? – строго спросил Петр, вскользь одобрительно подмигивая Егору. – Солдатского да конного? Хватит ли для полного успеха тридцати пушек?

Неторопливо, с безгранично задумчивым видом, фон Круи раскурил свою венскую фарфоровую трубку и минуты через три с половиной веско ответил, надуваясь немаленьким пузырем – от осознания собственной значимости:

– Два полка, на мой взгляд, будет вполне достаточно. Чем меньше воинский контингент, тем легче им управлять как нас учит мой великий тезка – Евгений Савойский… Зачем нужна лишняя и глупая скученность? Главное – внезапность и дерзость… Тридцать пушек? Можно и меньше! Но вдруг какая лошадь сломает ногу, сани перевернутся, дуло орудийное треснет от мороза? Пусть, для страховки, будет тридцать! Лишь бы морозов не было сильных… Кстати, а когда мы планируем выступать из Москвы?

– Полки и артиллерия выступают уже через неделю, – сообщил безо всякого на то желания Егор. – Встанут временным лагерем в Псковской крепости. Мы же тронемся позже, в середине февраля, как только немного ослабнут русские морозы…

После этого разговора, полного – со стороны герцога – цветастых комплиментов и грубой лести, пришлось пригласить фон Круи в гости.

Герцог прибыл в московский дом Меньшиковых во всеоружии: разодетый – в пух и прах, напомаженный и напудренный, пахнущий изысканными европейскими духами, с подарками-безделушками для детей и разлапистой геранью в горшке – для Саньки. Егору же фон Круи – еще при их первой встрече – презентовал большую жестяную коробку с английским корабельным табаком.

– Смешной-то какой! – весело прошептала Егору на ухо жена. – Разряженный и напудренный – словно молоденькая и озабоченная дама, разговорчивый… Он что, молчать не умеет совсем? Саш, надо же ему тоже подарить что-нибудь в ответ, а?

– Шкуру медвежью! – легкомысленно предложил Егор. – Не пойдет? Тогда лосиные рога, разлапистые…

– Ну тебя, шутника! – крепко надулась Санька. – Надо же солидное что-нибудь, чтобы было не стыдно перед людьми… Давай подарим ему связку собольих шкурок? Хороший подарок! А, Саша?

– Дари, милая, если тебе не жалко! – легкомысленно улыбнулся Егор. – Связка отборных соболей – в обмен на герань и банку дешевого табака? Нормальный, в общем, обмен! Чисто по-русски так…

Отведав вдоволь крепких русских настоек и наливок, герцог превзошел самого себя: такого понарассказывал о своих героических подвигах и свершениях – только держись!

«Отработал герцог свои собольи шкурки, отработал! – перестав ржать, торжественно объявил внутренний голос. – Молодец! Куда там – этому Мюнхгаузену, отдыхает – мальчишка сопливый…»

Особенно фон Круи понравился Алешке Бровкину, присутствующему на этом торжественном обеде в качестве Санькиного старшего брата.