– Получил, милостивец, получил!

– Когда?

– Так с месяц назад всего! Вот и не успели пока ничего сделать! Но думу боярскую уже два раза собирали, долго сидели, обсуждали подробно…

– Чего обсуждали-то? – пуще прежнего удивился Петр.

– Так это самое и обсуждали… – воевода недоуменно развел руки в стороны. – С какой стороны надобно подойти к этому важному делу. Да с чего начать, да чем закончить…

– С чего начинать? Так нагнали хватких мужиков, дали каждому в руки по крепкой лопате, пусть себе копают! – посоветовал Егор. – В другое место нагнали других мужиков, дали в руке по надежному топору, пусть амбары строят да армейские казармы…

– Так-то оно так! – закивал головой воевода. – Да где взять этих мужиков, коим надобно лопаты да топоры давать в руки? Своих-то крестьян никто – из бояр и помещиков – давать не хочет! Жмутся все… Генерал Аникита Репнин солдат своих тоже не выделяет, мол, тем солдатикам надо службу нести воинскую, маневрами постоянно заниматься… Что тогда делать? Вот и рассуждаем о том – во время думского сидения…

Петр внимательно посмотрел в глаза Егору, усмехнулся – бесконечно печально:

– Слыхал, охранитель? Понял, о чем толкует этот лысый Ладыженский?

– Мрак полный! – сдержанно прокомментировал Егор. – Война объявлена, а они – все заседают, думают, рассуждают… А решится Карл Шведский незаметно свою армию перебросить на восток. Что тогда?

– Совсем ничего хорошего! – уверенно ответил на этот вопрос царь. – Придет и Новгород заберет – голыми руками – без всякого сопротивления… А ты, Алексашка, все коришь меня, мол, жесток я чрезмерно по отношению к людишкам. Как же с ними, людишками, можно по-другому, когда они по-хорошему совершенно ничего не хотят понимать? Как, скажи, если они, гниды бесстыжие, только вот так понимают? – Он несильно ткнул в грудь воеводы дулом своего пистолета, после чего – так же несильно – надавил на спусковой курок…

Прогремел выстрел, Ладыженский, утробно охнув, медленно опустился на землю своего двора, слегка припорошенную декабрьским снежком, Никита Апраксин громко и одобрительно хмыкнул.

– Считаешь, что я правильно застрелил воеводу? – резко обернулся Петр к Апраксину. – Отвечать коротко и дельно! Без рассуждений пространных…

– Есть – без рассуждений! Полностью согласен, государь! Одобряю!

– Во как оно! – насмешливо подмигнул царь Егору. – Не все такие мягкотелые, как ты, охранитель… Молодежь-то у нас растет – о-го-го! Так, а где у нас генерал Аникита Репнин – командир новгородской дивизии? За воротами жмется? Звать его сюда, незамедлительно! Пусть не боится, может, и не застрелю его, пожалею…

Репнин – дяденька солидный и дородный, вошел во двор неторопливо и внешне совершенно спокойно, высоко задрав голову.

«Это он специально – смотрит вверх, чтобы не видеть тело застреленного воеводы!» – уверенно заявил циничный внутренний голос.

– Здравствуй, государь! – прикрыв глаза, склонился Репнин в низком поклоне.

– И тебе, генерал, долгих лет! – охотно откликнулся Петр. – Вот, Аникита, представляю тебе нового новгородского воеводу! Поручик Никита Апраксин, прошу любить и жаловать! – ладонью крепко похлопал опешившего Никиту по груди и по плечам, улыбнулся: – Что, не принято так сразу – поручика назначать в воеводы? Плевать мне на то хотелось: принято, не принято… А ежели этот юный Апраксин до весны все выполнит, что я от него потребую, то и в полковники произведу. Но это – ежели справится… Так, по Ладыженскому. Все вотчины и деревеньки его пока отписываю в мою казну. По весне посмотрим – что к чему. Может, все это и на молодого Апраксина перепишу…

Весь день они осматривали новгородские военные укрепления, кремль, стационарные военные городки. Уже к вечеру добрались до гостеприимного дома Репнина, где и решили заночевать. Покончив с ужином, Петр неторопливо закурил трубку и принялся давать пространные указания Репнину и Апраксину: