Вначале я думал, что Лёлька несколько дней подуется на меня, словно мышь на горсть крупы, и между нами опять восстановятся добрососедские партнёрские отношения. Ей же было намного сложнее, чем мне, практически лишенной возможности напрямую общаться со своими подругами. Для активной и жизнерадостной натуры это настоящая пытка. Я терпеливо ждал, когда она предпримет первой шаги к началу переговорного процесса. Как мудро заметил товарищ Саахов в фильме «Кавказская пленница», вначале тосковать будет, а через месяц умной станет. Но вышло по-другому. Наша старшина обрадовала меня: подошла очередь сдавать зачет по пилотированию. Вот тут-то меня и пробило!

Некоторые штатские граждане полагают: дескать, чего сложного взлететь и посадить аппарат тяжелее воздуха образца тридцатых годов. Посмотрел бы я на них. В моём времени мне, разумеется, приходилось летать на самолёте, а в армии совершать прыжки с парашютом во время тренировок и учений. Но вот сидеть в кабине аэроплана этой поры нас не учили.

В панике я бросился к Лёльке. Как я понял, она знала о предстоящих экзаменах и терпеливо ждала своей минуты славы.

– Лёлечка, выручай! – залепетал я. – Разобьёмся с тобой вдребезги.

– Разбивайся. А я-то здесь при чём? – ответила она равнодушно. – Вот в бане девчонок бедненьких совращать, это он может. Самолёт пилотировать не умеет.

– Так ведь и ты же со мной разобьёшься! – лебезил я.

– Хоть одним извращенцем на белом свете меньше будет. Что ж, кому-то надо жертвовать собой…

– А как же начало войны? Нам ещё воевать надо и оружие новое создавать!

– Судя по некоторым приметам, я имею дело с типом, лишённым морально-волевых качеств. Кто знает, а вдруг ты сразу к врагу перебежишь и все ценную информацию выложишь? Нет, сержантиха, я тебя впустила, я тебя и накажу, словно классового врага. Не зря же товарищ Сталин говорил: тот, кто предал один раз, предаст ещё. Ты же сам рассказывал, как в вашей Думе депутаты из одной партии за деньги в другую переходили и за рубеж все данные сливали.

Я был подавлен. Разумеется, Лёлька во многом права. В бане я действительно мысленно создавал такие яркие образы типичной групповухи! А она, наблюдая за всем этим со стороны, просто в ужас пришла от моего радостного и добровольного падения в объятия разврата. А чего вы ещё хотели от меня? Вот оно, грязное наследие нашего развратительного будущего.

– Лёлечка, прости! Я больше не буду!

Представляю, какая у меня в этот момент была физиономия. Не случайно же наш инструктор по лётной подготовке старший лейтенант Низов поинтересовался насчёт моего самочувствия. Лететь мне предстояло на небольшом красивом самолётике-моноплане одноместном УТ-1. Задание было средней степени сложности. Пройти по маршруту, в указанной точке сбросить вымпел, в заданном районе провести разведку и вернуться на аэродром. Все же в нашей особой школе осназа не асов готовили. Главное, чтобы дать курсантам представление об авиации.

С грехом пополам, под иронические замечания Лёльки я залез в открытую кабину. В моём времени у кого-то из альтернативщиков довелось прочитать, что приборов на панели в эпоху поршневой авиации было мало. Ну ведь врал же! Да много их, да ещё в три ряда с копейками. Плюс к этому торчали там я сям тумблеры, непонятные рычажки. Надо же, для такого маленького самолётика столько всего интересного и непонятного нашлось. И зачем столько? Вот на мотодельтаплане всего пару датчиков повесили. И летает же! Да ещё как! Судя по тому, сколько в моём времени разбивается современных самолётов, количество приборов в кабине пропорционально аварийности. Краем глаза я заметил, как главный механик торопливо перекрестился и с тоской погладил стабилизатор аппарата. Да, Лёлька на аэроплане – это танцы по краю минного поля в пьяном виде.

«Самолёт жалко. Хорошая машина. Вон и наш механик плакать начал. Подвинься, салага. Я покажу, как пилотируют настоящие асы. Не беспокойся, Козлодоев, я буду лететь аккуратно, но быстро», – сжалилась надо мной Лёлька и спародировала любимого моего актера. Сам полёт я помню смутно. Аэропланчик сильно болтало в воздухе, я безудержно потел. Лёлька с трудом могла управлять машиной. Тело всё же ей повиновалось плохо. Когда взлетели, она передала управление мне и постоянно контролировала, подсказывала. На посадке опять взяла инициативу в свои руки, если так можно выразиться. Удивительно, но приземлились мы относительно нормально. Козланули конечно, как же без этого, но в пределах нормы.

Инструктор и технический состав, не скрывая своей радости, бережно извлекли наше тело из кабины. Как пишут в титрах художественных фильмов: животные при съёмках не пострадали. В нашем случае самолёт также оказался невредимым. Моя напарница даже обрадовалось, похоже, полоса технокатастроф осталась в прошлом. Как я понял, зачет мы сдали. Этот экзамен стоил Лёльке огромных усилий, и она целые сутки приходила в себя. Да и её непонятная мне конфронтация постепенно начала спадать до нулевой точки. А через несколько дней мы уже со смехом вспоминали полёт на УТ. Я честно признался ей, что лётчика из меня не получится. Вообще, мне повезло оказаться в ней.

Если убрать физиологические специфические моменты, то Лёлькино юное тело было до удивления гибким, пластичным. А я хоть и был самым настоящим паразитом-подселенцем, но тоже привнес немного полезного. Мы вместе стали намного сильнее, быстрее и сообразительнее. На занятиях по стрельбе мы с двух рук из пистолетов легко поражали все мишени в десятку. Со стороны казалось, что мы стреляли из автомата. Так же с двух рук метали ножи и всё, что могло воткнуться. Вплоть до больших лопат и вил, не говоря уж о плотницком инструменте в виде топора, стамесок и даже гвоздодера. Инструктор по рукопашному бою тоже был в восторге от наших достижений и мечтал выпустить нас на закрытый чемпионат по армейскому самбо. С каждым днём приближался выпуск, так что нагрузки, и без того огромные, возросли.

Все курсанты из последних сил дотягивали до вечерней поверки и после отбоя сразу же отключались. А утром опять начиналась гонка. Мало того, что мы от физических нагрузок, тренировок и занятий практически высохли, и форма уже болталась на нас словно на огородных пугалах, так нас по-прежнему продолжали безжалостно гонять так, будто мы законченные троцкисты. Держались на одной силе воли. Преподаватели вроде бы мирных химии, физики, электротехники и иностранного языка также записались в садисты. Мне по-любому было легче, чем всем остальным. Всё-таки багаж знаний я ещё до этого приобрёл солидный. Однако расслабляться не приходилось. Складывалось такое впечатление, что в закрытую школу НКВД затесались скрытые враги народа, и наш выпуск захотели уморить, принеся тем самым вред Красной Армии.

А тут на нас свалилась ещё одна напасть. Руководство наркомата обороны решило провести учения для разведывательно-диверсионных групп. В нём приняли участие представители почти всех родов войск. От нас потребовали даже две группы. Первую составили из парней, куда вошёл мой добрый приятель Сергей, а вторая была полностью девчачьей.

Нас с Лёлькой, естественно, включили в её состав. Возглавила группу наша Принцесса. Конечно-конечно, как же без девчонок-то на таких суровых мероприятиях! Отдых на свежем воздухе без женщин – деньги на ветер. Плавали, знаем. Даже водка с пивом не заменит добрую женскую компанию. Для нас это стало ещё одним испытанием. Тренировки усилили. Скидок на то, что мы ещё юные и нецелованные, штабные злобные начальники не делали. Для них мы были такими же боевыми единицами. Три дня жили в палатках и, по условиям учений, показывали всё, чему нас научили. А потом – ночная выброска группы с двухмоторного тесного транспортника. Похоже, нам досталась старая машина, так как вся дюралевая обшивка была сплошь гофрированной. Металл, что ли, тогда не экономили? Непонятно. Чтобы мы окончательно не расслабились, на нас натравили целую бригаду НКВД, натасканную на борьбу с диверсантами.

Здоровенные бойцы со злобными овчарками принялись гонять нашу группу. Волкодавы словно с цепи сорвались – сели нам на хвост и азартно принялись преследовать по всем лесам. Это были сутки настоящего ада. Целые сутки! Отдохнуть нам удавалось, самое большее, пятнадцать минут, и опять мы убегали от преследователей. Два раза прятались в болотах. Но к точке сбора мы, всё же, чудом проскочили. Для всех участников был определен жёсткий коридор по времени. В двенадцать часов дня мы должны были финишировать. Если группа не успевала в течение десяти минут, то считалась нейтрализованной. Мы прибежали на последнем дыхании с группой пограничников. Группа парней нашей школы пришла на двадцать секунд раньше. К точке сбора из двадцати групп смогло пробиться пять. Остальных перехватили подразделения волкодавов. А их было, будто собак нерезаных. За каждым кустом по десятку пряталось. Не успели мы отдышаться, как объявили построение.