Ярушка послушно сомкнул очи, и Кали-Даруга нежно его, поддерживая, понесла вперед. Они сделали несколько шагов и остановились. Густые испарения, жарко пыхающие мягкостью материи, опутали тело мальчика со всех сторон и туго надавили на плоть, голову, заколыхав болью внутри нее. От той разом проскочившей острой боли, точно рывком ударившей в лоб и затылок, Яробор Живко порывчато дернулся из удерживающих его рук Кали-Даруги, желая выскочить из чада, и единожды отворил очи. Марево сине-сизого чада встало пред взором, одновременно наполнило рот и нос… и по всему вероятию, сам мозг. Рани Черных Каликамов слегка дернула рао вправо. И юноша словно взвился ввысь, однозначно потеряв под собой опору. Тело его вдруг энергично крутнуло по кругу, а после спирально вверх так, что плотный дым проник и немедля закупорил своей склизкостью легкие, прекратив тем самым доступ в них воздуха. Синева испарений резко сменилась на голубизну, и миг погодя мальчик ощутил под ногами твердую поверхность. А потом нежданно пришло волной видение…
Только в этот раз мальчик не успел его принять… Это за него сделал Крушец, к радости Родителя, сумевший поставить правильный щит и тем, защитив мозг, словно подготавливая свои способности для будущей плоти. Посему пред очами самого мальчика проплыло легкой тенью рыжое сфероидное образование, присыпанное сверху ярчайшими, голубыми крохами звезд…
Сам же Крушец и иные Боги увидели огромный желтый шар, заполнивший весь левый окоем возникшей картины, медлительно заколыхавший своими боками. Горящая его субстанция, по поверхности которой плескались рдяно-желтые воды, иноредь выкидывая мелкоструйчатые, волнообразные всплески, и вовсе имела багряный оттенок. Сам шар… планета… звезда каждый миг явственно перемещала своими жидкими внутренностями, каковые порой пузырились али легохонько опускаясь, живописали неглубокие почти белые впадины. В неких местах те лоскутки жидкости вспять поднимались, делая свои угловатые кончики почти пурпурными, накрывая студенистой массой отдельные выемки, углубления, трещинки.
Черно-синяя глубина космоса…такого не близкого… и вроде как бескрайнего… беспредельного окружала со всех сторон горящую звезду, наполняя пространство окрест легким поблескиванием бусенцов белых светил. На переднем же плане картины, выплыв враз, из ниоткуда появился глубочайший, каменистый каньон с крутыми и отвесными стенами, словно мелко выдолбленного киркой великана. Долгие, узкие углубления в нем были заполнены скопищем стремнистых круч, не высоких и единожды тонких, своим внешним видом напоминающих башни, столбы али надолбы, несомненно, с угловатыми боками. Изредка утесы громоздились на самих стенах каньона, словно вылезшие, из-под той располосованной бурыми пластами каменистости, пальцы али отростки. В той горной местности не зрелось не то, чтобы живого существа… не было даже подобия растений и похоже самой почвы. Всего-навсе выщербленные порезы потрескавшегося камня.
Длинный лохмоток багряного сияния нежданно вырвался из звезды и лизнул своим языком дальние утесистые горы. Одним тем долгим и мгновенным движением поглотив все неровности края, отполировав каменную поверхность, смахнув с нее не только скопища горных хребтов, но и сам каньон. Еще не более морга и насыщенной синевой света блеснуло дискообразное тело, несколько правее и выше газового гиганты звезды, да растянув в стороны голубоватые лучи, наполнило синеву космоса вспышками ярчайших молний, кои стали бить своими остриями в саму поверхность выровненной планеты.
Глава тридцать первая
Высоченная гора, а точнее даже горное плато, значительно возвышающееся над всей поверхностью четвертой планеты величаемой людьми по разному Красный Гор, Куджа, Мангал, Лахитанга, Нергал, Веретрагной, Вархран, Бахрам, Арес, Марс, Орей, Яр имело весьма крутые, обрывистые склоны, которые простиралась на сотни километров в ширину, и очевидно, были созданы застывшей лавой, слежавшейся пылью и пеплом. Вкруг того мощного, величественного творения али сооружения располагалась сеть менее значимых вулканов, хребтов и гор, будто по коло окружающих само плато в виде громадных обломков, борозд, каньонов. Ноне, однако, над чашеобразной впадиной того косогора колыхая своим телом зависло огромное существо. Правильнее сказать космическое судно, вельми сильно напоминающее земное насекомое.
Сумэ, ибо это было именно судно младшего из Димургов, Господа Стыня, имело уплощенный и одновременно длинный корпус. Каковой точно собрали из продольно расположенных стыковочных сегментов. Навершием того судна служил членик тела несколько заостренный, на конце коего поместились два черных глазка-люка и долгие тонкие усики-локаторы, нынче прикрепленные к углублению кальдеры горного плато. Множество ног по паре на каждом сегменте смотрелись короткими и неподвижными. Такие же точно две ноги располагались под навершием головного членика тела, диагонально усикам и имели мощные клешни, острия которых переливались почти серебристым цветом. Само сумэ казалось густо черного цвета с широкими тремя рдяными полосами, проходящими соответственно по верхнему контуру корпуса.
Кали-Даруга нежно поцеловала кисть руки Стыня, пройдясь по его темно-коричневой с золотым сиянием коже перстами, стараясь придать уверенности и снять тревогу, однозначно, отражающуюся на лице. Это был весьма высокий и мощный в плечах Зиждитель, у коего в соотношении с туловищем значимо удлиненными смотрелись конечности. Покато-уплощенная голова Бога восседала на короткой крепкой шее и поросла мельчайшими, точно пушок завитками курчавых черных волос. На его овальном лице напоминающем яйцо, где область подбородка была уже, чем лоб, поместился широкий, плоский нос, толстые, можно даже сказать мясистые губы и крупные раскосые черные очи, как и у Першего, почти не имеющие склеры. Обряженный в золотое сакхи долгополое и с длинными рукавами да глубоким округлым вырезом, младший из Димургов был обут в золотые сандалии с загнутыми кверху носками, к подошве которых крепились белые ремешки. Ноне Стынь был без венца и не имел столь почасту усыпающих его ушные раковины, мочки, перста, запястья и грудь украшений. Лишь в правой, густой, черной брови младшего Димурга, перед самой переносицей, поблескивал буро-марный со стеклянным блеском берилл.
Демоница сызнова облобызала перстами руку Бога и мягко заметила:
— Значит я права Господь Стынь, это будет замена гомозулям и гипоцентаврам? — рани уже давно сняла душегрейку и рубаху, и оставалась только в темно-фиолетовом сарафане.
— Наверно, Кали, я еще не решил, — ответил, певучим, объемным басом, не скрывая своего огорчения, младший Димург. — Ты же сама сказала, они не совершенны. Надобно попросить помощи у Отца или Воителя.
Зала маковки нынче почти не перемещала облаков. Она приобрела легкую сумрачность, иногды колыхая тончайшей ажурностью серебристого плетения, в котором словно старалась укрыть всех находящихся в зале.
Стынь уже уходил из залы, когда его удержала Кали-Даруга, приметив нескрываемое расстройство на лице Господа. Расположившийся в серебристом кресле так, что ноги его покоились на широком лежаке, Перший, кажется, после своего прибытия в Млечный Путь и в частности на маковку, не двинулся с места, только всего и сделал, что снял венец. За эти дни старший Димург и вовсе растерял золотое сияние на коже. Она более не озарялась всплесками, вспять приобретя синеватую коричневу, в тон его сакхи. Таким своим замерше потухшим видом Господь очень сильно напугал вошедшего вместе с демоницей в залу Яробора Живко. Мальчик так толком и не понял, что Крушец, сотворил, закрыв его мозг и находящихся в зале Зиждителей от видения, которое промелькнуло для всех легкой дымкой, едва зримой тенью. Посему узрев истощенный вид Першего и желтые полосы в его волосах Ярушка, стоило ему взобраться на колени Бога, потерял сознание.
И хотя данное состояние обморока стало не продолжительным, впрочем ввело в трепет самого старшего Димурга, растеряно глянувшего на стоящую недалече рани Черных Каликамов.
— Что, Господь Перший, поцелуйте господина, прижмите к себе. Это не обморок, а всего-навсе слабость, — немедля повелела Кали-Даруга, словно никогда и не теряющая присутствия духа. — Это все Господь Крушец чудит, скажите ему, что-нибудь.
Вскоре Яробор Живко очнулся, ибо по совету демоницы старший Димург стал увещевать свою строптивую лучицу. Правда, погодя, мальчик попросился в комлю, абы отдохнуть, так как чувствовал усталость.
Однако на предложение Стыня отнести его в комнату отреагировал столь яростно негодующе, что расстроил не только первого, но и вообще находящихся в зале. Посему Ярушку в комлю унес Мор. Рука, которого за эти дни поджила и покрылась удивительной по сиянию тонкой, золотой, колыхающейся пленкой при надавливании на оную зримо проступали сосуды, жилы, мышцы и даже кость. Яробор Живко вообще не подошел к Стыню, вроде испугался его. Он даже не глянул в сторону младшего Димурга, чем и огорчил юного Господа.
— Конечно, мой бесценный малецык, я тебе помогу, — тотчас отозвался Перший.
Старший Димург на малость прервался и послал мысленное указание Велету, допрежь того стоявшего подле ослона его кресла, сопроводить Стыня и побыть с ним поколь не освободится Мор.