— Да, и потом, дражайший мой господин, — все тем же медово-убеждающим голосом протянула Кали-Даруга и как-то разом облобызала волосы и щеки мальчика перстами, токмо на морг задержавшись на переносице, где в серебряном колечке поблескивал крупный густо-фиолетовый сапфир. — Вы должны себя беречь во имя тех людей, что идут за вами… Волега, Гансухэ, Бойдана и конечно Айсулу. Тем паче девочка нынче так в вас нуждается, — рани на малость смолкла. Тембр голоса ее многажды понизился, точно призывая к особому внимания юношу, — ах! да, я забыла… Вам ведь о том Айсулу не говорила, иначе вы бы стали более степенней.
И демоница вновь стихла. Она неспешно убрала руки от головы Яробора Живко и огладила его спину, плотно прижимая к ее поверхности материю сакхи, и единожды свободной правой рукой подтолкнув под нее подушку так, чтобы было удобней сидеть.
— О чем не говорила? — заинтересованно вопросил рао, узрев одначе, что рани явно желает перевести тему разговора. — Кали о чем таком мне не говорила Айсулу?
— Ом! господин… Думаю о том, ваша супруга должна сказать вам сама, — произнесла демоница, всем своим видом и голосом выражая огорчение, вроде дотоль оговорившись, теперь старалась отвлечь мальчика от сего разговора.
Кали-Даруга неспешно взбила еще одну подушку, вже двумя руками и принялась пристраивать ее к спине юноши, когда последний резво дернулся вперед. И не просто ухватил рани Черных Каликамов за две иные поглаживающие его руки, но и плотно прижавшись к ее груди, уже и вовсе точно малое дитя, просяще протянул:
— Кали… милая Кали скажи мне о том, что скрывает Айсулу. А я сберегу твою молвь и никому о ней не поведаю.
— Хорошо, господин, — проплыло над головой юноши не только теплотой объятий Кали-Даруги, но и мелодичностью ее голоса. — Только вы сберегите поколь тайной, — дополнила она. Мальчик немедля кивнул так и не раскрывая объятий, ибо лишь в них ощущал защищенность и спокойствие оное дотоль дарила ему его родная мать. — У вас господин, — допела рани, — вмале будет дитя… Айсулу ждет ребенка.
— Когда господин об этом узнал, — продолжила свои пояснения Кали-Даруга неотрывно смотрящая в лицо Першего. — Он по началу опешил, но потом захотел вернуться на Землю, как я и предполагала… Только попросил отнести его тогда, когда он выйдет из кувшинки и будет спать, чтобы не прощаться с вами Господь Перший и с Богом Асил, так как сие ему тягостно. Но ноне нам данное его желание будет на руку… Хотя, Господь, я оговорюсь, это нам поможет только на начальном этапе вашего отсутствия. А далее тоска господина станет увеличиваться. И то будет не столько его тоска, сколько тоска Господа Крушеца. Посему озвученный вами срок отсутствия я не одобряю, и, увы! должна буду о том доложить Родителю.
Теперь лицо старшего Димурга зарябило волнением, что наблюдалось по изменяющемуся сиянию резко вспыхивающему, и также стремительно растекающемуся в черноте кожи. Легохонько трепетала чешуя змеи в венце Бога, и сама она почасту раскрывая пасть, выпячивала в сторону рани белые загнутые клыки, на концах которых горели ядрено рдяные капли, словно она дотоль впивалась в чью-то мягкую плоть и лакала юшку.
— Может тогда, Отец, отправить на Землю Кали-Даругу, — лениво вклинился в толкования Асил, допрежь того весьма устало глядящий на старшего брата. — Она будет рядом и сможет уберечь нашего милого малецыка от волнения. Ведь ей же удалось это сделать впервой его плоти… Как думаешь Отец? А ты, Кали-Даруга.
Демоница, несомненно, относилась к Асилу много мягче чем к Небо и Дивному, и то, несмотря на произошедший когда-то обман с Кручем. Однако в этот раз она сразу не откликнулась на его вопрос. И данное тугое напряжение и единожды отишье, вроде рани Черных Каликамов испытывала Бога, поплыло по залу маковки степенно окрашивая облака (нынче принявших форму рыхло собранных круглых комков) в серые и почитай болотистые полутона, по-видимому, впитывая в себя тревоги царящие меж толкующих.
— Господь Перший, — прерывая тишину, сказала Кали-Даруга и глас ее вроде звонкой пощечины прокатилась по помещению. — Богу Асилу, что не было объяснено Зиждителем Небо состояние Господа Крушеца? Проблемы, которые выявлены вследствие нестабильного развития?
Казалось, ноне в зале появилось более важное создание, чем сами Боги. Судя по всему не менее значимое, чем Родитель… И это была рани Темная Кали-Даруга. Понеже после заданных ею вопросов, прозвучавших достаточно гневливо, Асил моментально оживился. Он шибутно шевельнулся в своем объемном мохнато нагнанном облачном кресле, зараз испрямив спину и вздернув дотоль лежащую на грядушке голову, отчего в его древе жизни заколыхался каждый листок, лопнули все набухающие почки, затрепетали лепестки цветков и надрывно качнулись плоды. Да и сам взор старшего Атефа, перекачивав с лица брата на стоящую внизу рани стал не только осмысленным, но и дюже встревоженным.
— Я все знаю, — ответил за Першего Асил и было видно, что он почувствовал собственную оплошность и теперь пытался оправдаться. — Небо пояснил и мне, и Дивному, что наш малецык не набрав необходимых параметров роста уже начал построение своего естества.
— Тогда, какого шута, вы говорите Бог Асил, что я смогу уберечь Господа Крушеца от волнения, коли все знаете, — демоница сие не молвила, а точно прорычала и единожды кожа на ее лице приобрела темно-синий цвет, слегка отливающий багровостью. Как сказали бы Боги, напоминающие космические дали. Как сказали бы люди цвет зла, тьмы, смерти….
Кали-Даруга, несомненно, относилась к Асилу много мягче чем к Небо и Дивному, и то, несмотря на произошедший когда-то обман с Кручем. Но разговаривала с ним, похоже, так всегда, точно пред ней был не Бог и старший печище, а какой-то нашкодивший и очень непослушный мальчишка, почасту задающий пустые вопросы и тем ее раздражающий. Демоница неторопливо и явственно демонстративно сомкнула все три глаза, понеже тот, что был во лбу, нежданно ожив, стал наполняться сизым дымком и негодующе выдохнула:
— У Господа Крушеца уже началось формирование естества, полностью создан речевой аппарат. И это есть следствие неправильного его развития. Дражайший мальчик Господь Крушец о том поколь не знает и даже не догадывается, но если это произойдет… Ему понадобится помощь только его Отца, Господа Першего. И в этой жизни плоти мы не можем ошибиться, не можем рисковать спокойствием нашего мальчика, абы можем и вовсе его потерять. Однозначно такой скачок в развитие вызван особой, уникальной чувствительностью лучицы, ее желанием иметь общение с себе подобными и пережитыми волнениями, болезнями в первых двух человеческих телах. — Кали-Даруга прервалась, но только для того, чтобы перевести дух и облизать как-то неестественно иссохшие губы, враз покрывшиеся волоконцами трещинок, будто полопавшихся от синевы кожи. — Ноне у нас одна надежда, что Господь Крушец, ставший нервозно раздражительным, вследствие действ его братьев Господа Вежды и Господа Седми желающих его защитить, а посему долгое время скрывающих особую тоску лучицы по Господу Першему от Родителя, успокоится. А став спокойнее мальчик Господь Крушец, наконец, перестанет изводить плоть, в оной обитает, предоставив ей возможность равномерного развития, что сейчас является залогом здоровья самой лучицы.
Демоница медленно отворила очи, и, узрев удрученное лицо старшего Димурга, на котором замерло все движение и потухло сияние, а чернота радужек будто выплеснувшись, поглотила и саму кожу округ глаз, торопко добавила:
— Но Родитель уверен, что Господь Крушец сумеет умиротворится, а после выполнит обещанное, ибо это вельми важно не только в жизни этой плоти, но и последующей.
— Ты, зачем от меня скрывала о тревогах Родителя по поводу малецыка? — чуть слышно вопросил Перший, вроде как упрекая в том рани и глубоко вздохнул, похоже, втянув в себя не только воздух, всей плотью, но и круглые с отвисшими животами облака так, что они махом развернувшись вновь взметнули своими зелено-бурыми полотнищами, приветствуя старшего Атефа, благоразумно молчавшего.